Но не в слонах было дело, Кассандр слишком дорожил ими, чтобы использовать для штурма, только иногда они выступали против наиболее дерзких вылазок афинян. Он не давал защитникам передышки. То тут, то там рушились подкопанные стены, и горожане наспех сооружали позади них новые укрепления. Люди, многие из которых лишились жилья и имущества, заполняли гимнасии, портики храмов и галереи. Круглые сутки ополченцы дежурили на стенах Афин и Пирея, на западной Длинной и Фалерской стенах, соединявших город с морем. Деметрий господствовал на море, и Кассандр не мог нарушить подвоз продовольствия, но жизнь в Афинах становилась с каждым днём всё труднее. Помощи можно было ждать только от Деметрия, а он с упорством, переходившим в исступление, осаждал Родос.
После победы и долгого отдыха на Кипре Деметрий, вызванный оттуда отцом, участвовал вместе с ним в походе на Египет. Поход не принёс полководцам удачи, они не потерпели поражения, но и не одержали победы. Чтобы как-то заявить о своей силе, Антигон велел сыну подчинить Родос — единственное действительно независимое государство Эллады. Деметрий привёл под стены столицы острова почти стотысячную армию, вкладывал столько же страсти и энергии в подчинение свободного Родоса, сколько совсем недавно — в освобождение Афин. Родосцы отчаянно сопротивлялись. Два города на разных сторонах Эгейского моря в одиночку сражались с превосходящими силами завоевателей и, очевидно, скоро должны были пасть. Но они держались из последних сил, надеясь на чудо, и потому спаслись.
Настал момент, когда Деметрий понял, что потеряет любимые Афины, которые к тому же остались для него единственным союзным портом в материковой Греции. Он заключил с родосцами почётный мир, признав их независимость, и с флотом в триста кораблей двинулся спасать Афины. Он высадился в Авлиде на Эвбее и без боя захватил главный город острова Халкиду, угрожая Кассандру с тыла. Кассандр поспешно снял осаду и бросил войска на север защищать Фермопилы, чтобы сохранить за собой хотя бы Фессалию. Деметрий победным маршем прошёл через Грецию и подчинил её себе.
Новая волна лести и подобострастия захлестнула освобождённые от осады Афины. Партия Стратокла подняла голову, голоса его сторонников всё громче звучали в Собрании и Совете.
Деметрий из армии написал афинянам, что собирается провести в городе несколько месяцев и пройти посвящение в элевсинские таинства. Он хотел пройти весь обряд сразу от низшей ступени до созерцательной. В Афинах начался переполох. Малые Элевсинии справлялись ранней весной, Большие — осенью, и к созерцательной ступени посвящённые допускались не раньше чем через год, на следующих Больших Элевсиниях. Тут на сцене появился Стратокл и предложил в законодательном порядке изменить календарь так, чтобы, не нарушая обычаев, исполнить желание царя. Возражать пытался только факелоносец дадух Пифодор, но его не поддержали.
Деметрий прибыл в Афины в конце весны, через два месяца после Малых Элевсиний. Тут же постановили начало деметриона (бывшего мунихиона) считать серединой анфестериона, и многодневный праздник был повторен для Деметрия. Не успели афиняне отдохнуть от постов и ночных плясок, как Совет объявил, что наступил боэдромион, и пришло время справлять Большие Элевсинии, до которых оставалось почти полгода. Торжественная процессия во главе с мрачным Пифодором и весёлым Деметрием, который громче всех кричал «Иакх, Иакх!», отправилась в Элевсин, где с особой пышностью прошли тайные мистерии. Прошли и сразу повторились, потому что было постановлено конец месяца считать боэдромионом будущего года.
Довольный Деметрий, получивший высшую степень посвящения, вернулся в Афины. На этот раз царю в качестве резиденции предоставили Парфенон. Там в знаменитом храме Афины, младшим братом которой он себя называл, Деметрий пировал и развлекался вот уже целый месяц. Освободитель вёл себя с непринуждённостью гуляки и беззастенчивостью восточного деспота. Ни одна привлекательная афинянка не могла чувствовать себя в безопасности, если попадалась ему на глаза. Дело доходило до трагедий. За юношей, который отверг домогания Деметрия, тот устроил настоящую охоту и в конце концов подстерёг в бане. Оказавшийся в ловушке, молодой человек бросился в чан с кипятком и умер от ожогов. Полководец откупился подарками.
Деметрий открыто потешался над угодливостью афинян, Эпикуру иногда казалось, что царь хочет определить предел, которого может достигнуть человеческая лесть. Или просто власть вскружила ему голову? Он назначил налог, который собирался с неукоснительной строгостью. Когда средства были собраны и члены Совета объявили об этом Деметрию, он позвал Ламию и велел им отдать деньги ей, чтобы они и другие афинские гетеры потратили их на духи и румяна.