Эпикур

   — Наш наставник Филист учит только красноречию. Возьмёт какую-нибудь речь и жуёт её фраза за фразой. Но мне ораторские фокусы неинтересны, а всё, что есть в доме, я давно уже прочёл.

Памфил пристально посмотрел на Эпикура и задумался.

   — Знаешь что, — проговорил он, помолчав, — наверно, это боги послали тебя скрасить моё одиночество. Не хочешь ли ты, Эпикур, бросить отцовскую школу и стать моим учеником?

У Эпикура загорелись глаза.

   — А отец? — спросил он.

   — Отцу я напишу. Вряд ли он откажется. Давай попробуем. Ты станешь читать мне вслух или записывать за мной, а по Ходу дела мы будем обсуждать мысли и мнения мудрецов. Я буду вспоминать, а ты учиться, и на всём Самосе не найдётся никого счастливее нас.

Эпикур вышел от Памфила, дрожа от возбуждения, представляя, как отныне будет приходить к доброму старому мудрецу в волшебный дом с чудесной фигуркой богини и взлетающими над её головой табунами водяных коней. Но за этими мыслями он не забыл, что, кроме того, выиграл вчерашний спор с Софаном. Следовало, не откладывая, отыскать приятеля и воздвигнуть перед ним словесный трофей в честь одержанной победы.

Пройдя переулок, где жил философ, Эпикур попал на одну из улиц, спускавшихся к гавани и Нижнему рынку. Внизу открылся полный кораблей залив, огороженный справа каменным пальцем Поликратова мола, вдававшимся далеко в море. Вдоль берега тянулись склады и площадки, где строились или чинились корабли, перед ними пестрели навесы рынка, проезжали подводы, толпились люди. Рядом с началом мола стоял мебельный склад, где мог быть Софан. Приятель Эпикура год назад оставил школу и теперь обучался торговому делу, бесплатно помогая купцу.

Эпикур обогнул шумную рыночную площадь и подошёл к складу. Там шла отправка партии мебели, как он понял из разговоров, в строящуюся Александрию Египетскую. Приказчики и слуги обвязывали соломой резные ножки стульев и пиршественных лож-клине, покрывали циновками расписные столешницы.

Софана на складе не оказалось, и Эпикур решил поискать его в Верхнем городе на площадке за храмом Аполлона.

Поднимаясь по левой затенённой стороне улицы, он вдруг заметил идущего навстречу Филиста. Учитель красноречия и афинских законов шёл спотыкающейся походкой, понурив голову и пряча под одеждой изуродованную левую руку, лишённую кисти. Её, державшую щит, девять лет назад во время Херонейской битвы[1] отсёк македонский меч. А через три года, едва зажила рана, к этой потере добавилась другая: при взятии Александром Фив пропали товары, в которые Филист вложил почти все свои деньги. Потерявший состояние, отчаявшийся, вынужденный добывать средства к жизни далеко не почётным учительским трудом, Филист не уставал проклинать судьбу.

Эпикур отступил к стене, и погруженный в себя Филист прошёл, не заметив воспитанника, пропустившего занятия. Ученики постоянно изводили Филиста, но Эпикур жалел его. Учитель не был злым и не пытался выместить свои неудачи на питомцах, он много знал и иногда, забывшись, мог с увлечением рассказать о каком-нибудь интересном событии. Но это случалось редко, обычно он пребывал в мрачности и смотрел на подопечных как на пустое место. Эпикуру казалось, что Филист преувеличивает свои несчастья. Конечно, он потерял руку, но при этом остался жив, а не найдись рядом друзей, которые сумели остановить кровь, дело могло кончиться намного хуже. Или богатство. Разумеется, потеря велика, но если сравнить Филиста с отцом, который никогда не был богат, но тем не менее не унывал, то получалось, что и учителю не следовало так убиваться. Эпикуру иногда хотелось подбодрить Филиста, но он не знал, как это сделать.

Улица упиралась в портик храма Аполлона. Эпикур обошёл справа ограду священной рощи и вышел к небольшому незастроенному участку с несколькими старыми деревьями. Под ними, как обычно, располагались компании окрестных мальчишек. В одной из них Эпикур сразу заметил Софана. Тот сидел на корточках у корявого ствола старой липы в окружении таких же, как и он сам, азартных игроков.

Софан был только на год старше Эпикура, но выглядел намного взрослее. Он был высок, худ, с тонким подвижным лицом. Хотя Софана нельзя было назвать особенно сильным, сверстники, да и юнцы постарше, избегали с ним связываться, опасаясь молниеносного удара ногой в живот или ещё какого-нибудь нечестного приёма драки.