Эпилог

Зеркало отражало только до пояса, но и этого хватало, чтобы понять, почему Кеша не признал свою Надю. Она смотрела на себя со стороны и видела грузную фигуру, практичную короткую стрижку, мешки под глазами, второй подбородок. Ничего общего с хрупкой русоволосой девушкой, какой она была в год их последней встречи.

Когда она успела так располнеть? Почему так плохо лежат волосы, такая тусклая кожа? Откуда это угрюмое выражение лица?

На дворе май, конец учебного года, еще чуть-чуть – и каникулы. Можно будет немного расслабиться, появится больше времени для себя. Хотя какое оно, время для себя? Выходные вдвоем с отцом? Генеральная уборка квартиры? А Кеша все так же хорош: даже ряса не скрывает мощное тело, и глаза так задорно блестят…

Тридцатидвухлетняя Надя созерцала свое сорокапятилетнее отражение, и ей стало очень-очень грустно. Внезапно ожили девичьи фантазии: солнечная пасека, дружные детки, домашний хлеб на скатерти в клеточку, семейные пикники. И навалилось осознание, что ничего из этого не будет. Ни с Кешей, ни с кем-то другим. Годы упущены, жизнь встала на тоскливые рельсы и катится к одинокой пенсии. И так тошно от этого, так мерзко.

До Пасхи оставалось несколько недель. Надежда Петровна успела внушить мальчишкам идею сорвать акцию фонда «Эпилог» и обвинить во всем батюшку Иннокентия. Бесы плясали в сердце, заставляли усугубить положение, подстроить что-то более страшное: взяточничество, педофилию, разврат, чтобы он не выкарабкался, хлебнул лиха, потерял все безвозвратно, как потеряла она сама.

Но в педагогическом не учили подставлять людей, и она струсила, побоялась быть пойманной. Да и так неплохо вышло. Имя святоши замарано, люди начали его сторониться. Из благодетеля и городской элиты он превратился в попа с подмоченной репутацией.

Так ему и надо.

***

Ну как тебе сказка, малышка?

Малышка мирно посапывает. Пальчики сжимают ухо розового зайца. От ночника по потолку блуждают звезды. За окном шумит город: обсуждает видео, высказывает мнение, судит учительниц и разделяется на враждующие лагеря.

Глава 21

Катин день рождения удачно выпал на субботу. Виновницу торжества выманили из загорода, не раскрывая карты.

– Скажем, что едем в обычный ресторан, – инструктирует Эмма. – Про СПА-салон молчим до последнего. Сюрприз будет. Я уже все проконтролировала, заехала туда сегодня сранья.

«Сранья», смешно. Нет такого слова. Надо говорить «спозаранку». Но Эмма не согласна.

– Спозаранку – это ясное деревенское утро, жаворонки в голубом небе и васильки во ржи. А тут, –указывает на дождь за окном, – подойдет только «сранья».

На ней обычные джинсы, а потрясающая прическа убрана в хвост.

– Нас ждет пять часов сауны, хаммама и релакса. Зачем наряжаться, если все равно раздеваться?

Вспоминается жестокое «Не крась глаза, когда идешь реветь». Что за человек это написал? Ехидно хихикающий бездушный тролль? Или расчетливый прагматик, как вот Эмма, например?

– Давай, Леська, не зависай! – торопит подруга. – С Катькой встречаемся через час, она уже едет. Собирайся!

Раз наряжаться не нужно, на приготовления к празднику уходит не больше десяти минут. Контрольный осмотр квартиры, проверка розеток, окон, утюгов. В детской полумрак: опущены шторы, и на кроватке среди игрушек светлеет дочкина макушка. Дремотно тикают настенные часы. Хочется вечно вот так стоять в дверях, ловя каждый шорох, охраняя чистые детские сны…

– Все еще не разобрала комнату? – раздается вдруг Эммин голос прямо из-за спины.

Не спрашивая разрешения, она протискивается в детскую, подходит к кроватке, вытягивает из плюшевого нагромождения беловолосую куклу. Иллюзия рассеивается.

– Лесь, не береди себе раны всем этим, – она машет куклой, и та изрекает механическое «мама». – Обалдеть, таких еще выпускают?! Давай сдадим игрушки в детский дом, отремонтируем комнату, уберем мебель. Я могу помочь, тебе даже прикасаться здесь ни к чему не придется, только дай свое согласие. Вот увидишь, без призраков прошлого жить легче станет!

Эмма бросает куклу на постель, пустую, холодную, безжизненную постель. Снова раздается жалостливое «мама». Звук разоренной мечты.

– Едем же! – успевает крикнуть Эмма, и душащие рыдания отступают, так и не пролившись облегчительным дождем.

***

Катя при полном параде. Ее не предупредили, что придется раздеваться.

– Жалко завивку и макияж, но что поделаешь, дареному коту в зубы не смотрят, – скороговоркой шепчет Эмма и раскидывает руки, широкими шагами приближаясь к имениннице.

Воздух сотрясают миллионы поздравлений, комплиментов и поцелуев. Без условностей не обходится даже встреча трех ближайших подруг.

Эмма вручает розовый свиток, Катя ахает, читает о предстоящих удовольствиях, снова ахает. Новый вихрь благодарностей и объятий. Наконец эмоции утихают. Прибывает такси. Ехать недолго, но дорога успокаивает, бездействие разглаживает мысли.

За окном пролистывается город: светофоры, зонтики, вывески и мокрые клены. Под щебет Эммы и Кати тянет в сон.