Эпитафия шпиону. Причина для тревоги

— Не могли. С одной стороны, это ослабило бы наши позиции во взаимоотношениях с вами, план осуществить было бы труднее. А с другой — мы не могли себе позволить целиком положиться на ваше умение молчать. Вы вполне могли проговориться кому-нибудь. Или как-то не так себя повести, а этот тип насторожился бы. И я весьма сожалею, что, действуя, как вам казалось, в собственных интересах, вы нарушали полученные инструкции. А еще больше нас обеспокоил обыск в вашем номере и ночное нападение. Из этого, как нам показалось, следует, что данного человека не так-то просто запугать. Наверняка он заметил подмену фотоаппаратов. И в конце концов понял бы, у кого оказался его аппарат. Для этого достаточно было увидеть аппарат той же марки у вас в руках. Беда, как я теперь понимаю, заключается в том, что он думал, будто вам ничего не известно про снимки. Или, — Бегин пристально посмотрел на меня, — вы сделали что-то, о чем мне не известно?

Я заколебался. Мне представилось, как я сижу в читальне, слушаю тиканье часов, гляжу в зеркало, а тут как раз раздается стук двери и в замке поворачивается ключ. Я встретился взглядом с Бегином.

— Нет, все заслуживающее хоть какого-то упоминания вам известно.

— А впрочем, наверное, это уже не имеет значения, — вздохнул он. — Все осталось в прошлом. Переходим теперь к истории с ограблением. Честно говоря, дорогой мой Водоши, мне было вас немного жаль. Радости мало, конечно. Но выбора у нас не было. Человек, обыскавший ваш номер и взявший две фотопленки, естественно, знал, что это была его единственная добыча. Ваше заявление о пропаже ценных вещей должно было насторожить его. Он бы что-то заподозрил. Увы, обман раскрылся слишком быстро. Пришлось принимать более радикальные меры. Отсюда ваш арест нынче вечером.

— То есть вы хотите сказать, что это не настоящий арест?

— Знаете, Водоши, будь это настоящий арест, как вы уже правильно отметили, не сидели бы здесь и не разговаривали со мной. Видите ли, добрый мой друг, надо было как-то подтолкнуть его. Но сделать это следовало аккуратно. Агенту, арестовавшему вас, было приказано четко объявить причину ареста. И если бы Дюкло ни о чем не спросил, он сам бы указал на то, что вы обвиняетесь в шпионаже. А теперь поставьте себя на место этого человека. Вам известно, что сделанные вами фотоснимки случайно попали в чужие руки. Что вы предпринимаете? Стараетесь заполучить их назад. Когда это не удается, вы начинаете подозревать, что с вами играют в какую-то игру, и решаете держаться выжидательной позиции. И вот некоего господина арестовывают по обвинению в шпионаже. Что вы думаете? Что вам приходит в голову? Первое — что полиция узнала о существовании снимков, и второе — что тот, у кого они обнаружены, защищаясь от обвинений, выведет следствие на вас. Стало быть, пора убираться восвояси. Более того, нельзя терять ни секунды. Ясно?

— Ясно. А если он никуда не уберется?

— Этот вопрос не имеет смысла. Он уже убрался.

— Что?

Бегин посмотрел на часы.

— Двадцать пять одиннадцатого. Десять минут назад он оставил «Резерв» на машине, нанятой в деревенском гараже. Направляется в Тулон. Дадим ему еще несколько минут. За ним следуют наши люди. Сообщение поступит с минуты на минуту. — Он прикурил сигарету, третью подряд, и обвел горящей спичкой комнату. — А у меня тем времен будут для вас кое-какие указания.

— Да неужели?

— Вот именно. По понятным причинам было бы нежелательно выдвигать официальное обвинение в шпионаже прямо сейчас. Газетчики сразу начнут вынюхивать, что да как. Поэтому я собираюсь выдвинуть обвинение в краже — похищение цейссовского фотоаппарата стоимостью в четыре тысячи франков. Ясно?

— Вы хотите сказать, что я вам нужен, чтобы идентифицировать аппарат?

— Вот именно. — Он строго посмотрел на меня. — Вы ведь сможете сделать это, не так ли?

Я заколебался. А впрочем, что мне оставалось? В любом случае он все узнает.

— Да, разумеется. — Я почувствовал, что краснею. — Но есть одна трудность. Фотоаппарат, что находится в настоящий момент у меня в номере, — это мой собственный аппарат. Произошла обратная замена.

К моему удивлению, Бегин спокойно кивнул.

— Когда это произошло?

Я рассказал, как все было. И вновь уголки его рта искривились в легкой улыбке.

— Примерно так я себе все и представлял.

— Вы — что?

— Дорогой мой месье Водоши, я отнюдь не дурак, а вы слишком простодушны. Ваше упорное нежелание говорить на эту тему в утреннем телефонном разговоре было слишком красноречиво.

— Но я совершенно не собирался…

— Разумеется, не собирались. Но так или иначе, оба аппарата, как вы уже имели возможность убедиться, на вид почти одинаковы. И если бы мы попросили вас опознать в аппарате, который рассчитываем найти в Тулоне, вашу вещь, ошибка была бы вполне объяснима, верно?

Я энергично закивал.

— И разумеется, когда позднее обнаружилась бы ошибка, вы принесли бы соответствующие извинения?

— Естественно.