Эпитафия шпиону. Причина для тревоги

Мы нашли ресторан и просидели там до полуночи, до самого закрытия. Следующие два часа пили кофе в кафе, потом отправились на прогулку, а часам к трем вернулись на вокзал. Обнаружив, что без пятнадцати шесть ожидается поезд Вена — Рим, остаток ночи мы провели в винном погребке, делая вид, что ждем поезда. Там мы играли в карточную игру под названием «скопа» с хозяином и двумя железнодорожниками, ради которых погребок работал по ночам. В пять мы заказали спагетти, съели и ушли, якобы торопясь на поезд в Рим. На самом деле мы снова бродили, коротая время. Дважды нам пришлось нырять в переулки, чтобы не столкнуться с нарядом полиции, но около семи мы обнаружили открытое кафе.

К тому времени вид и запах кофе вызывал у нас отвращение, и пришлось вылить содержимое чашек на корни растений, деревянные кадки с которыми отделяли крайние столики от тротуара. Я чувствовал себя больным и взвинченным. Залесхофф был бледен словно привидение. Мы просидели в кафе около часа, и я терялся в догадках, как убить время до открытия банков, когда вдруг лицо Залесхоффа просветлело.

— Идея!

— Что еще? — простонал я.

— Турецкие бани.

Я слегка приободрился.

— Если они тут есть.

— Даже вероятнее, чем обычные; в таком крупном городе… — Он не договорил и подозвал официанта.

Залесхофф оказался прав. Бани открывались в половине восьмого, и мы провели в них следующие четыре часа. Банщику было приказано не беспокоить нас до половины двенадцатого. Мы крепко спали. Проснувшись, поняли, что усталость еще не прошла и что мы могли бы проспать целые сутки, однако чувствовали себя гораздо лучше, а холодный душ на какое-то время избавил от сонливости.

Было решено, что Залесхоффу разумнее отправиться в банк одному, а я пока прогуляюсь в городском парке. Он присоединился ко мне в начале первого и продемонстрировал пухлый бумажник с банкнотами. За ленчем Залесхофф изложил свой план кампании.

— Для начала нужно еще раз переодеться. Вряд ли нас могли выследить, но осторожность не помешает. Кроме того, там, куда мы направляемся, наша одежда будет выглядеть немного странно.

— И куда же мы направляемся?

— В горы.

Залесхофф снова достал карту. Я смотрел, как он черенком вилки проводит линию на северо-восток. К югославской границе.

— Все это замечательно, — возразил я, — но почему мы должны карабкаться по горам, когда можно пойти прямо на восток, к Любляне?

— Сейчас объясню. Конечно, дорога из Гориции в Любляну прямее, однако нам придется пересекать границу между Годовичами и Планиной. Линия границы там прямая, и вдоль нее по итальянской стороне проходит дорога. Это значит, что ее легко охранять. Если мы пойдем на северо-восток, то там граница между Фузине и Краньска на югославской стороне ничуть не дальше от Удине, а местность для нас более подходящая. Притворимся туристами. Немецкий знаете?

— Ни слова.

— Жаль. Пешком чаще всего путешествуют немцы. Придется обойтись итальянским. Что касается экипировки, нам понадобятся брюки гольф, горные ботинки, шерстяные куртки и альпенштоки… Ах да, еще рюкзаки.

— Рюкзаки!

— Обязательно! Можно набить их газетами. Кстати, о газетах. В утренних выпусках появилось мое имя. И что бы вы думали? Сапони арестован. Забавно, правда? Полагаю, они увидели его фамилию на табличке у моего офиса и подумали, что он как-то со мной связан. Прежде чем его отпустят, — он усмехнулся, — грязный обманщик получит по заслугам.

Я недоверчиво посмотрел на Залесхоффа:

— Разве история о вашей неудаче в бизнесе не выдумка?

— Только не в отношении Сапони. Он обвел меня вокруг пальца. Я знал, что Сапони считает меня болваном, но не стал его разубеждать. Тогда мне именно это и было нужно.

— В роли благонадежного американского гражданина? — саркастически поинтересовался я и заметил, как он краснеет. Вместо ответа Залесхофф извлек из кармана листок бумаги.

— Я заскочил на вокзал. В три ноль пять идет поезд до немецкого Филлаха. Он останавливается в Тарвизио, всего в двенадцати километрах от югославской границы. В Тарвизио мы будем около пяти. Потом отправимся в поход и после наступления темноты пересечем границу. — Он широко улыбнулся. — Худшее позади. Я же говорил, что вытащу вас, правда? Остальное несложно.

Мне его радость казалась несколько преждевременной, и на этот раз я был прав, но предпочел промолчать. Все равно мои слова ничего бы не изменили. Внезапно я вспомнил, что даже не попытался связаться с Клэр, и сказал об этом Залесхоффу.

— Завтра позвоните ей из Белграда. Можете за мой счет. Получится быстрее, чем писать письмо.

Возразить было нечего.

Час спустя мы вышли из муниципального туалета, где переоделись в новые костюмы и остроконечные шапочки. По-моему, мы выглядели крайне глупо и очень подозрительно, однако Залесхофф отмахнулся от моих опасений.

— Просто вы англичанин и к тому же стеснительный. Когда мы поднимемся в горы, все будет в порядке.