Эпиталама

Она вернулась домой, унеся с собой живое воспоминание об уютной гостиной и о глазах Альбера, так нежно смотревших на нее.

Она сняла перед зеркалом шляпу и, разглядывая свое лицо, думала с волнением, что любовь его к ней еще больше усилилась, хотя сегодня она была некрасивой.

* * *

После ужина Альбер унес чашку с отваром вербены с собой в библиотеку. Он открыл томик стихов и вдруг обратил внимание на лицо отца; стоило ему коротко постричься, как он сразу начинал походить на дядю Артюра.

Господин Пакари встал. «Он пошел к себе в кабинет. Он терпеть не может даже посидеть и почитать газету. Покой ему невыносим. Есть в этой энергии какое-то своеобразное малодушие, какое-то добровольное самоослепление… В нем можно читать, как в открытой книге! Он-то совершенно меня не знает, он даже и не подозревает об этом сыновнем взгляде, который видит его буквально насквозь!» — думал Альбер, опустив глаза и выпрямляя скрещенные ноги, в то время как отец проходил мимо него.

Он заглянул в книгу, прочел там одно стихотворение, отложил томик в сторону, чтобы выпить глоток вербены, и подумал: «Терпеть не могу этих нытиков. Если б они знали подлинную грусть, они меньше бы говорили о своих несчастьях. Я теперь уже, право, и не знаю, грустна ли жизнь или нет… Не знаю даже, серьезна ли она… Эта девушка будет принадлежать мне, когда я этого захочу. Какое преступление, если поразмыслить! Лично мне, пережившему каждое мгновение этого приключения, оно кажется вполне естественным! В действительности же все это совершенно не важно; надо будет только проявить немного сноровки и иметь чувство меры. Этот ребенок совершенно восхитителен. Не знаю, люблю ли я ее, но она очаровывает меня. Какая кротость… А вербена эта недурна. Буду пить ее каждый вечер. Я чувствую себя почти счастливым…»

Ему пришла на ум одна фраза Ансена. Она пробудила в нем массу возражений, он формулировал их, шагая по комнате и как бы мысленно разговаривая с другом. В этом высказывании, которое он не захотел тогда оспаривать, угадывался мистический настрой его друга. И впервые в жизни это проявление религиозности Ансена рассердило Альбера.

Он посмотрел на часы, взял ключ и сказал Юго:

— Не запирайте дверь на задвижку: я вернусь через час.

Ансена зашел в комнату консьержки.

— Есть письма для меня? — спросил он, глядя на девушку.

Она приблизилась к нему и ответила:

— Нет.

Он, казалось, задумался, снова с застенчивой улыбкой посмотрел на девушку и ушел.

Он медленно поднимался по лестнице, остановился, словно собираясь спуститься вниз, потом быстро преодолел последние ступеньки и вошел в свою комнату. Он зажег маленькую лампу. Скудная обстановка комнаты нравилась ему, воспринималась им как некое побуждение к работе. Он сел за стол; снова вспомнив о дочери консьержки, открыл том «Избранных страниц» Паскаля. Он часто перечитывал те места, где Паскаль старается укрепить свою колеблющуюся веру и упрекает себя в следовании «восхитительным и преступным обычаям этого мира».

Он вздрогнул, услышав стук, но тут же по манере открывать дверь узнал Альбера.

— Работаешь? — сказал Альбер.

— Собирался поработать, но у меня сейчас есть время. Пишу лекцию на конец недели.

— А я, когда поработаю вечером, потом плохо сплю, — сказал Альбер.

Внезапно, после двух-трех произнесенных с рассеянным видом фраз, он перешел к мысли, которая занимала его.

Ансена, когда понял, что Альбер заговорил на тему, которой они всегда избегали касаться, смущенно отвел взгляд в сторону стола. Он водил кончиками пальцев по своим выбритым щекам, как бы разглаживая напряженные мышцы лица, но от его внимания не ускользали ни некоторое замешательство в речах Альбера, ни его многословие и слишком решительный тон.

Когда Альбер умолк, Ансена медленно заговорил, стараясь преодолеть свое волнение.