Несколько дней Берта не выходила из дома, у нее даже не возникало желания взглянуть на окрестности, которые были так тесно связаны с ее юностью и ее любовью. Она искала в саду уголки, где играла ребенком. Ей хотелось отыскать следы своих первых радостей и забыть все, что произошло потом. В своих воспоминаниях она видела девушку, блуждающую по этим дорогам, доверчивую, сильную, с сердцем, полным надежд и любви. «Как я изменилась!» — мысленно говорила она. Берта скрывала свою печаль от Эммы. Сестре ее страдания показались бы детским лепетом. Тем не менее она завидовала душевному спокойствию сестры, лишенной всего. «Она одинока, — размышляла Берта, — но они расстались, наполненные друг другом».
— Тебя скоро захочет видеть госпожа Дюкроке, — сказала Эмма, садясь возле Берты в садовое кресло.
— Много сейчас народу в Фондбо?
— Жених Маргариты… Они два месяца назад обручились. Ожидают Лорана. А главная новость — приезд Лазара Эснера. Это его первое появление в Фондбо после десятилетнего отсутствия. Он должен был приехать позавчера. Я не удивлюсь, если на этой неделе он нанесет нам визит.
— Он уже немолод, — произнесла Берта, глядя на маленького Жана, который, подражая пыхтящему паровозу, тянул по песку какую-то коробку.
— Спеть… — сказал Жан.
— Ты хочешь, чтобы я спела? — спросила Берта, подбрасывая мальчугана:
— Спеть… дама-тартинка…
— А! Ты, значит, тоже любишь эту песенку… Мне когда-то пела ее тетя Кристина, — проговорила Берта, повернувшись к Эмме. — Помню, от этих слов у меня слюнки текли. Ну, хорошо! Слушай, — сказала она, убирая локоны со лба ребенка.
Медленно и загадочно, словно убежденная в важности и чудодейственности слов, она запела, глядя на маленькое сияющее личико:
— Ты присматривай за дочкой! — сказала госпожа Дегуи, выглядывая из окна своей комнаты. — Я боюсь, как бы осы ее не покусали.
— Бай-бай, нужно спать! — сказала Берта, поправляя зонтик над люлькой.
Она поднялась к себе в комнату за почтовой бумагой и замедлила шаг у двери госпожи Дегуи, отдыхавшей после обеда. Подумав, что Эснер придет, может быть, как раз сегодня, она, проходя мимо зеркала, взглянула на свою блузку, потом подумала и надела другую.
Ей вдруг вспомнился один очень давний случай: как-то раз она увидела Эснера на скалах в Медисе; он держал тогда под мышкой, прикрывая рукой, дамский плащ. У Берты до сих пор был перед глазами этот плащ в черно-белую клетку с каемкой гранатового цвета, и она подумала, спускаясь с бюваром в сад: «Интересно, но тогда мне это показалось вполне естественным. Лишь много позже я поняла, что это был плащ Мари Брен».
Горячая тень под пихтой пахла смолой. Кончиком ветки Берта смахнула с железного столика песок, оставленный детьми, потом села, нажала на крышку чернильницы, которая, подпрыгнув, открылась, и начала писать письмо Альберу.
Ненадолго погрузившись в полудрему, она откинулась на спинку кресла и чуть погодя продолжала: «Пишу тебе в саду. Погода великолепная. В Фондбо, кажется, приехал Лазар Эснер».
Она снова прижалась спиной к креслу и закрыла глаза. Погрузившись в розовый тепловатый туман, она слышала доносившиеся с разных сторон звуки фортепьяно, раздававшиеся то совсем рядом, то откуда-то издалека. Она с трудом открыла глаза, заметила стоявшую перед домом Селину, вновь закрыла глаза, потом встала, легла в шезлонг и заснула.
Во сне она почувствовала, что на нее кто-то смотрит. Она открыла глаза и увидела Лазара Эснера.
— Простите, — сказал он. — Госпожа Пакари, если не ошибаюсь? Мне показалось, что это Эмма, я хотел застать ее врасплох и вошел через огород. Несколько лет назад в Париже я имел удовольствие встречаться с вашим мужем. Вас я тоже когда-то видел…
— В Медисе, — ответила Берта.
— Да, в Медисе. Вы были тогда совсем ребенком. Я хорошо это помню.
Он разглядывал Берту своими маленькими неподвижными глазами, и какая-то кривая улыбка застыла в его коротких вислых усах.
Фортепьяно стихло. На крыльцо вышла Эмма. Берта оставила их одних, вернулась под пихту, забрала бумагу и отнесла ее в комнату.
Спустившись снова в сад, она подошла к детям, которые как сумасшедшие бегали туда-сюда и издавали дикие крики.
— Твои маленькие друзья уже поели? — спросила она Рене.
Мерседес подошла к Берте, подставила щечку и опустила глаза.
— А Пьер не хочет играть, — сказала Жанетта Фрапен. — Дурачок, он боится белой кошки.
Берта взяла Пьера за руку и увела его в сторону, чтобы не встречаться с Эснером и Эммой, подходившими к дому.
— Идем! Пошли поищем ее вместе.