Читаем Эпиталама полностью

Она видела освещенное луной лицо Андре совсем близко от себя и в то же время как бы на расстоянии, посреди туманного мерцания, в котором все формы утрачивали свою реальность.

— На самом деле я еще более одинока, чем кажется, — произнесла она, пытаясь улыбнуться.

Она хотела сказать что-нибудь еще, но слова застряли у нее в горле. Что она могла объяснить? Она не скрывала более катящихся по щекам слез, внезапно отбросив бесполезную гордость и перестав разыгрывать счастье.

— Я знаю, — сказал Андре, беря ее руку. — Я понял, что вы не очень счастливы. Но я не решался говорить с вами об этом. Как сказать женщине: «Доверьтесь мне», если она может ответить: «Я счастлива»? Обычно считается, что замужняя женщина обязательно должна быть счастлива и что муж может заменить ей все. Это отнюдь не невозможно, но случается как чудо, лишь в очень редких случаях. Женщины ничего не говорят. Они гордо скрывают истину. Да и кому они могли бы довериться? Только один-единственный человек имеет право спрашивать их.

Берта повернула голову в сторону дома и встала. Они прошлись по саду, по короткой белой аллее, перерезанной отчетливыми черными тенями посреди ярких от лунного света деревьев. Затем попали в непроглядную темень под пихтой, на ощупь нашли грубо сколоченную скамейку, расположившуюся возле железного стола.

Андре опять взял Берту за руку.

— Хороший вы человек! — произнесла она, легонько сжимая пальцы Андре и ощущая непривычное прикосновение этой сухощавой ладони, оказавшейся в ее руке.

— Пора возвращаться, — сказала она очень тихо.

— Побудем здесь еще немного.

Она встала; он взял ее руку и, чтобы удержать Берту, произнес:

— Если бы вы знали, как я люблю вас!

Берта высвободила руку, тронутая и одновременно немного встревоженная этой фразой, смысл которой заинтриговал ее.

С легким упреком в голосе она произнесла:

— Андре!

Он понял, что в его словах она услышала признание в любви. И тут чувство, о котором он даже не думал, произнося эту фразу, показалось ему естественным и реальным, точно он действительно испытывал любовь.

— А вы и не знали! — воскликнул он запальчиво. — А вы помните? Однажды мы поднялись ко мне; вы были в черном шелковом платье с белым гофрированным воротничком…

Берта слушала его и думала: «Что за ребячество!» Ей захотелось сказать ему с улыбкой, чтобы не обидеть: «Какой же вы еще ребенок», но он, держа ее руки в своих, глядел на нее так пылко, что она лишь тихо прошептала, испугавшись:

— Андре!

Они притихли, склонившись друг к другу, оба отягченные одним и тем же, полным удивления, молчанием.

— Пора возвращаться, — произнесла Берта обычным тоном, желая прогнать возникшее смущение.

— Прошу вас, побудем еще чуть-чуть.

Изменившимся, слабым голосом, словно обессилев от долгой внутренней борьбы, она сказала:

— Нет, идемте… Приходите завтра.

Они вернулись к дому; холодное сияние исходило от белого фасада, на котором выделялось окно гостиной, сочившееся слабым желтоватым светом.

— Вы уходите, Андре? — спросила госпожа Дегуи, резко хватая лежавшую на коленях газету.

Берта оставила Андре с госпожой Дегуи и поднялась к себе в комнату. Она открыла окно, посмотрела в сад и прилегла на кровать. Прислушалась к шагам госпожи Дегуи по коридору и снова погрузилась в свои грезы: в ушах у нее все еще звучала произнесенная Андре фраза: «Если бы вы знали, как я вас люблю!» — и она опять видела изменившееся, новое выражение глаз Андре. От всего долгого вечера и из всех сказанных сегодня слов у нее в памяти осталось только это. Отрешенная, она полностью погрузилась в это воспоминание — так, бывает, пристально, ни о чем не думая, смотрят на пламя, — и в ее оцепеневшем сознании то и дело проносилось одно и то же видение.

На обращенной к дороге стороне дома хлопнуло закрывшееся окно. Берта поднялась; начав раздеваться, она вдруг представила себе обычное выражение лица Андре и улыбнулась при мысли о своих наивных детских мечтаниях, которым только что предавалась.

Однако все время, пока она расчесывала свои разлетавшиеся в разные стороны волосы, ей слышалось: «Если бы вы знали, — как я вас люблю!», и снова на нее пристально и жадно глядели полные горячности глаза.

Она подошла к раскрытому окну, села и погрузилась в свой гипнотический сон, где снова возникал тот же образ и звучал все тот же голос.

За окном, в освещенной луной недвижной, притаившейся листве слышались то мимолетный шелест, то слабые приглушенные шумы, похожие на чье-то незаметное пробуждение; и вдруг, словно в ответ на беспредельное ночное сияние, тишину разорвал сиплый крик петуха, перепутавшего время и запевшего задолго до рассвета.

* * *
Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже