Эпиталама

Он посмотрел на Альбера из-под своих густых бровей, чтобы насладиться удивлением собеседника.

— Да, я ленив. Но это не мешало мне в свое время выступать в суде, правда ведь? Так вот! Я не сожалею о выбранной профессии. Хотя занятие, надо сказать, не из веселых.

— Он писатель.

— Ах да! Литература! Вот в этом ящике у меня лежат целых три тетрадки стихов. Барбу мне часто говорил: «Вам следовало бы их опубликовать». Зачем публиковать? Искусство — это развлечение. Нынче все только и думают о том, чтобы пробиться в жизни, сделать карьеру. Работают до отупения. А жить разучились. Я в этом отношении оригинал…

Он повернулся к стене.

— Взгляните на этот женский портрет. Какая красота! Я повесил эту картину у себя в кабинете, чтобы почаще видеть ее. Когда на меня нападает тоска, я на нее смотрю…

— Так как же? Может, господину де Жермине нанести вам визит?

— Я терпеть не могу всякие церемонии. Пусть Кастанье просто придет ко мне ужинать.

Господин Катрфаж задержал руку Альбера в своей и сказал, наивно и мечтательно улыбаясь:

— Вы знаете, я был расточителен. Все мое состояние развешено по стенам. Я ничего не могу дать за Одеттой, да к тому же у меня есть еще одна дочь.

— Конечно, — сказал Альбер, пятясь к двери и отводя взгляд.

* * *

Кастанье любил напевать в ванной комнате — там была хорошая акустика. В этот вечер, бреясь, он, почти не шевеля губами, глубоким голосом выводил:

Жил-был король Тюлей.
Не найти его верней.

Он положил бритву и, склонив голову, умылся обжигающе горячей водой.

Потом мягко похлопал по щекам полотенцем и снова запел:

Марго, Марго!
Башмачок свой поднимай,
Танец начинай.

Он прошел по комнате, выбрал в шкафу черный галстук; за ним шел слуга, прилаживая ему подтяжки.

Одевшись и застегнув на все пуговицы пальто, Кастанье взял трость и еще раз подошел к зеркалу. Поправив шейный платок, оттенявший его слегка припудренное лицо, он отметил про себя, что глаза, вероятно, из-за недавно перенесенной болезни, кажутся из-под шляпы необычно большими.

С тех пор как он решил жениться, это был его первый визит к Катрфажам. Он охотно шел на этот брак, хотя идея женитьбы не была его инициативой. Когда он воскрешал в памяти все обстоятельства своей жизни, то обнаружил, что все перипетии его судьбы заканчивались неизменно благополучно. Казалось, какие-то высшие силы проявляли к нему участие, то и дело подбрасывая разные полезные случайности, и Кастанье не без гордости отдавал себя во власть естественного хода событий.

Его жизнь вступала в весьма любопытную фазу. Сегодня вечером ему предстояло ужинать с девушкой, и, как жених, он мог рассчитывать с ней на некоторые вольности. «Она действительно очень хороша», — говорил себе Кастанье, вспоминая энтузиазм Альбера.

— А вот и он! — сказала госпожа Катрфаж и устремилась в прихожую, в то время как Одетта нашла убежище в малой гостиной.

— Я хочу видеть Одетту, — сказал Кастанье, как только смог вырваться из объятий госпожи Катрфаж. — Мне она сегодня очень нужна… Одетта, — сказал он, увидев ее в малой гостиной. — Извините меня. Мне, наверное, следовало бы принести вам цветы. Я — неопытный жених.

Он взял руку Одетты и стал нежно с ней говорить; она смотрела на него и улыбалась, благодарная за то, что он ведет себя просто и по-дружески и, значит, вернулся к ней таким, каким она хотела его видеть.

— Альбер не рассказал вам обо всех моих недостатках, — продолжал Кастанье, — но он знает, что я послушен. Вы будете руководить мной.

Одетта вышла, чтобы что-то сказать Мерседес. В коридоре она встретила господина Катрфажа. Он пошел через кладовую, чтобы миновать гостиную.

— Как аппетитно пахнет! — сказал он, приволакивая ногу. — Значит, у нас утиная печень сегодня?

Одетта вошла в столовую, как всегда, когда в доме были гости, привычным взглядом окинула стол, поправила цветок в корзине и вернулась в гостиную.

Мать сидела в том же кресле, в котором она всегда сидела по вечерам. Кастанье и Реймон беседовали возле фортепьяно.

И, наблюдая этих спокойных людей, которые, казалось, даже не понимали, какое серьезное событие происходит в ее жизни, Одетта почувствовала что-то похожее на тоску. Однако Кастанье с такой доверчивой улыбкой поднял на нее глаза, что это впечатление тут же исчезло.

— Что это вы обсуждаете? — спросила она, подходя к молодым людям.

* * *

— Наша помолвка будет очень короткой, — сказала Одетта, разговаривая с Бертой в гостиной госпожи Дегуи. — Мы собираемся пожениться в марте. Я тебе не показывала мое кольцо?

Она сняла с пальца кольцо и немного застенчиво протянула его Берте.

— Пока что я не должна его носить. Мы будем официально помолвлены только в среду. Я как раз хотела пригласить тебя с матерью прийти к нам в среду поужинать.

— Я буду очень рада, — ответила Берта. — Мама сейчас вернется. Боюсь только, как бы ее не испугала перспектива такого торжественного ужина. После смерти отца она не принимает никаких приглашений.