Эпицентр

Спать не хотелось, отправился в библиотеку, точнее – в буфет при ней. Тот работал до одиннадцати часов, но в столь поздний час мало кто из его посетителей был погружён в чтение, преимущественно завсегдатаи беседовали, играли в шахматы и пили чай. По вечерам тут собиралась странная публика – она могла облить презрением и подвергнуть остракизму любого, кто пожелал бы добавить в напиток сахар или даже есть рафинад вприкуску, а самые жаркие баталии шли между ценителями зелёных и чёрных сортов.

Меня буфетчик ещё в первый визит сюда предупредил насчёт заведённых порядков, и впросак я не попал, да и чай без сахара вскоре начал казаться вкуснее того, что подавали в столовой.

Пока настаивалась залитая кипятком заварка, я достал пересланное из комендатуры письмо, перечитал его, взял бумагу, перьевую ручку и чернила, взялся писать ответ домой.

Что написал? Написал, что у меня всё хорошо, и душой при этом нисколько не покривил. Ну в самом деле – а разве плохо?

С сослуживцами полное взаимопонимание, начальство кровь не пьёт, и тренировки такими уж изматывающимися больше не кажутся, втянулся. Ну и понравилось, каким тоном произошедшие в телосложении изменения медсестричка Валя отметила, чего уж греха таить. Опять же не только развиваюсь в физическом плане, но и со сверхспособностями не всё так плохо оказалось, чем то поначалу представлялось. Может, и не придётся все пять лет в комендатуре лямку тянуть. Может, ещё и в институт устроюсь.

А вот о недавнем покушении я упоминать не стал. И нервы себе портить неприятными воспоминаниями – тоже. Налил в чашку чая, сделал осторожный глоток и получил немалое удовольствие от терпкого вкуса напитка. Ну а затем дотянулся до сверхсилы и принялся набирать потенциал…

Глава 4

Как-то ещё в гимназии Лев процитировал эпатажное высказывание одного из латонских философов, будто бы то, что нас не убивает, делает нас сильнее. Не знаю, не знаю. Как по мне – то, что нас не убивает, рано или поздно становится рутиной.

К концу второй недели на Кордоне я полностью принял ритм здешней жизни со всеми его плюсами и минусами. Побудка, построение, раздача нарядов, поднятие внутреннего потенциала до десяти процентов от предельного объёма, тренировка на развитие силы и выносливости с десантниками, потогонка по наращиванию мощности в учебной части, медитативные упражнения по восприятию сверхэнергетических проявлений, дальше полоса препятствий и стрельбище, а после обед и заезд на мотоцикле по треку, а то и кросс по степи. Всё обычно, всё привычно.

Вот где не возникало даже намёка на скуку и рутину, так это в поездках к Эпицентру. Как и в первый день, меня неизменно ставили ассистировать доценту Звонарю для гашения сверхэнергии начинающих операторов, которую те переставали контролировать в момент выхода из резонанса. Приходилось постоянно совершенствовать технику, дабы привести к разумному минимуму неприятные ощущения – собственные и подопечного, а в идеале полностью их убрать. Последнее пока не получалось. Ладно хоть ещё никто в неконтролируемый резонанс ни разу не сорвался. Насколько понял – этим больше грешили чувствительные натуры, прошедшие инициацию на первых витках.

От Эпицентра я неизменно возвращался выжатым как лимон и вечернюю тренировку держался исключительно на силе воле. Затем шёл на полигон, там отрабатывал упражнения вполсилы – наверное, поэтому особыми достижениями похвастаться и не мог. Но продвигался понемногу, улучшал фокусировку. Пусть и черепашьими темпами, зато не топтался на месте, наметились кое-какие подвижки.

Ну а в финале дня меня кололи иголками и собирали в единое целое отслоения основных энергетических каналов. Было больно; сам не знаю почему терпел и не просил об анестезии. Возможно, из ложной скромности, а быть может – просто хотел пустить пыль в глаза, поскольку Лизавета Наумовна всякий раз дивилась моей выносливости, а это, чего уж греха таить, было чрезвычайно приятно.

Накладка во всём этом отлаженном, будто часовой механизм, графике случилась только одна: попасть на углублённое обследование сопротивляемости энергетическим воздействиям вот так сразу не вышло. Поначалу в двадцать четвёртом кабинете меня и слушать не стали. Занимавший его щёголь даже руками всплеснул, когда я передал ему бланк направления.

– Помилуйте, голубчик! – протянул он вальяжно. – У нас очередь на три месяца вперёд расписана!

Раньше я бы развернулся и отправился прочь не солоно хлебавши, сейчас же многозначительно заметил:

– Макар Демидович сказал, что в расписании наверняка найдутся окна.

Он и в самом деле так сказал, чиркнув визу в уголке листа, тут я ничего не сочинил, если только слегка добавил высказыванию доцента категоричности. И удивительное дело – одного лишь упоминания Звонаря оказалось достаточно, чтобы хозяин кабинета натуральным образом переменился в лице и нацепил на нос пенсне.

– Направление выписала Хорь… – заявил он, приметил закорючку в уголке бланка и протянул: – Ах вот оно что! – После обратился к медсестре: – Марина Сергеевна, посмотрите, что там с ближайшим свободным временем?