Эпизод 1.5: Птенец расправляет крылья

Это несло сразу несколько последствий. Нил Коррин кое-как находил силы на учебу, благо для совсем маленьких она была простой — немудреные физические упражнения в виде подвижных игр, и основы чтения, письма, счета, и тому подобных базовых вещей. Но в свободное время, он невольно погружался в глубины сознания, пытаясь переварить и усвоить впитанное ночью. Массивы чужой памяти, спешно пытающиеся распаковаться в его уме, отбирали все внимание Нила, заменяя собой обычный для ребенка досуг. Он заработал среди сверстников стойкую репутацию нелюдимого молчуна, и так и не смог ни с кем сойтись ближе мимолётного знакомства.

Ещё, Нил вынужденно повзрослел. Другое было бы странным — пусть технологии и быт планеты Земля были просты и примитивны, ее разумные — несколько рас людей, — не отличались ни от обитателей Стьюджона, родного для Нила, ни от многих жителей Корусанта, совершенно никак. Воспринимать их персонажами многосерийного голофильма мальчик не мог. Он, скорее, сроднился с ними, и с ними же взрослел, рос, и старел… последнего, к счастью, не случилось: молодое тело и живой ум ребенка взяли свое.

Проживать чужую жизнь, и усваивать ее опыт, Нил закончил совсем недавно — вчера, вскоре после своего двенадцатого дня рождения. В то утро, встав с постели, он неожиданно понял, что проспал без сновидений всю ночь, и несказанно этому обрадовался. Ненадолго — на смену постоянной напряжённой работе мозга по перевариванию чужих воспоминаний, пришли сомнения: переосмысление многих вещей, раньше казавшихся самоочевидными, и разные надоедливые глупости, вроде неприятия собственной физиономии, родной и знакомой.

Как ни странно, сомнений в джедаях, и нужности становления одним из них, не возникло.

— Нет эмоций — есть лишь покой, — задумчиво повторил Нил первую строчку джедайского кодекса.

Мысленно, он проговорил и остальные четыре, не менее короткие и многозначительные. Они попахивали откровенным монашеством, чем-то сродни земному буддизму, как его знал Нил, но негатива и отторжения не вызывали. Как не вызывало их и джедайское кредо — защищать мир и спокойствие во всех уголках галактики, до которых дотянется влияние храма. Оно, влияние, было весьма велико — джедаи считались подотчетными Сенату Галактической Республики, государства, простирающегося до самых дальних краев галактики Небесная Река, но подотчетными очень и очень условно. Влиться в такую влиятельную группу, да ещё и занимающуюся благородным делом охраны порядка, казалось Нилу Коррину вполне удачным началом его жизненного пути.

Почувствовав, что более-менее восстановил душевную гармонию, подросток отодвинул в сторону прочие размышления, сменил пижаму на повседневную свободную одежду, накинул поверх нее привычный коричневый халат, и вышел из комнаты. Нилу следовало поторопиться, если он хотел успеть на завтрак.

* * *

Взяв у дроида-повара поднос с едой, Нил Коррин устроился за одним из свободных столиков — благо, тех в обширной столовой было много больше, чем детей, способных их занять, — и с сомнением уставился на свою пищу. Прямоугольная плошка с матово-белой киселеобразной жижей, стакан ярко-синей жидкости, и нечто оранжевое и пупырчатое, напомнившее подростку не то драконий фрукт, не то манго, пытающееся превратиться в дикобраза, вольготно расположились на его подносе. Как помнилось Нилу, жижа была пюре из корнеплодов трока, а синяя жидкость — энергетиком на растительной основе. Название «драконьего манго» не было известно подростку, но он прекрасно помнил, что эта штука съедобна, и даже вкусна. Задумчиво скривившись, он зачерпнул матово-белую субстанцию ложкой, и отправил в рот. Брови Нила приподнялись в лёгком удивлении — полное освежающей сладости, пюре напомнило ему фруктовый салат, измолотый в блендере до состояния жидкости. Отрешённо поглощая еду, он принялся лениво размышлять, избалуют ли его ежедневные сладкие завтраки, или быстро надоедят — как он помнил, меню в храме не отличалось разнообразием.

С этой мысли, раздумья подростка невольно перетекли на прочие вещи, что занимали его уже долгое время. Откуда взялись его странные сны, наполненные чужими воспоминаниями? Здоров ли он, или сходит с ума? Нужно ли пойти с этим к кому-нибудь более знающему и опытному, вроде одного из мастеров, и спросить совета, или лучше сохранить свою странность в секрете? Стоит ли поискать информацию о планете Земля в галанете и архивах храма? Наконец, кто он? Все ещё Нил Коррин, или тот безымянный старик, таскающий на носу примитивный усилитель зрения?

С последним вопросом больших сомнений не было — лавина чужих знаний и опыта не погребла под собой то немногое, чем являлся Нил, а, скорее, дополнила его. Он все ещё оставался прежним мальчишкой — бесшабашным, неглупым, чуть более авантюрным, чем сверстники, но, вместе с тем, сохраняющим спокойствие в большинстве ситуаций. Просто, в свете новых воспоминаний, знаний, и даже умений, слишком многое виделось по-другому.

С остальными же вопросами, сомнений было много больше, чем уверенности.