— Проехали. Пункт третий. У героя должна быть дружелюбная обезоруживающая улыбка. Лучше всего по-детски наивная, — объяснила Падме, стараясь не думать о том, как часто глаза сидящего перед ней человека блестели холодным металлом.
Не сейчас. Сейчас по металлу россыпью бежали теплые огоньки.
— Если вы, — продолжила она, — хоть раз перед камерой позволите себе свою любимую паскудную ухмылку, я даже не рискну предположить, что про вас подумают жители Галактики.
— У меня неплохое воображение, — сказал Скайуокер.
— Вот, и тут идет пункт четвертый. Вы ни в коем случае не должны себя хвалить! Скромность и еще раз скромность. Пункт пятый: желательно помечтать о жизни в очень мирной Республике, где нет войн.
— А войн нет потому, что мы всех поубивали или потому, что у очень мирной Республики есть такой флот, которого все боятся?
— Потому что все хорошие люди помирились…
— … скорешились и надрали задницу всем плохим.
— Нет, все плохие перевоспитались. Вы что, никогда не смотрели приключенческих холофильмов?
— В Храме не показывали, а потом…
— Ситх с ним, с Храмом. Пункт шестой как раз об этом. Вы, разумеется, с детства мечтали принести мир и спокойствие в Галактику. И именно поэтому выбрали…
— … службу в десанте, где первым делом учат как правильно ломать шеи?
— … не очень популярную карьеру военнослужащего. Вы должны быть идеалистом и немножко романтиком.
— Я?
— Другого выхода нет. Завтра мы создадим легенду.
Она сказала это уверенным и бескомпромиссным тоном.
Тоном королевы Амидалы, которая умела отдавать приказы и не умела бояться.
Тоном женщины, которая не просто верила, а знала со стопроцентной вероятностью, что она кому-то нужна, и поэтому чувствовала себя очень сильной. Сильнее всего мира.
Лифт плавно скользил вверх по терракритовому боку «Корускант Индепендент». День выдался солнечным, и от проникавших сквозь прозрачные стены ярких лучей пришлось зажмуриться.
Скайуокер вошел в открытый для посетителей вестибюль. Выцепил глазами пару незанятых кресел и сделал вывод, что только снаружи пятиугольное здание кажется тоненьким и хрупким. Одна транспаристиловая стена открывала вид на город, четыре других почти целиком состояли из экранов, по которым транслировались принадлежавшие компании холоканалы. Можно было взять наушники — и легко скоротать время под развлекательную программу с широким диапазоном кукольно-красивых ведущих. На столиках — датапады с изданиями, этим утром поступившими в холонет.
Ждать пришлось недолго — приближающиеся к нему торопливые шаги он разобрал даже сквозь нагромождение здешних звуков, но решил сделать вид, как будто никого не заметил.
— Давно здесь?
— Нет.
Падме уселась в кресло напротив.
— А вы мне что-то принесли.
Он положил коробку на стол, но не торопился ее отдавать.
— А почему вы думаете, что это вам?
— Потому что я люблю эти конфеты. Потому что вчера, когда вы заходили на кухню за стаканами, вы нашли на столе такую коробку. Угадала?
— Я нашел пустую коробку.
— Ну вот. Это даже хуже, чем я думала: вы туда заглянули.
— Да. И испытал разочарование. Угадайте, чем я занимался сегодня утром?
— Только не говорите, что искали для меня эти конфеты. Не поверю ни за что.
— Почему нет?
— А вы из тех, кто привык все успевать.
— Браво.
Скайуокер подвинул коробку к ней и поаплодировал.
— Я потратил пару часов на чтение ваших статей в холонет-издании «Корускант-Индепендент».
Она недоверчиво склонила голову набок и прищурилась.
— Назовите хоть один заголовок.
— «Кореллианский союз выбрал новое правительство и новую энергетическую политику».
— А зачем?
— Что зачем?
Падме вдруг стала серьезной. Очень серьезной.
— Не знаю. Мы с вами разговариваем почти как нормальные люди. Вы вот конфеты принесли. Ну, как нормальный парень с нормальной девушкой. Зная, что на самом деле все совсем не так. А потом вы опять о политике.
— Для вас слово «нормальный» значит то же самое, что и «среднестатистический»? Если да, я соглашусь. В том смысле, что все не так.
— Вам легко: вы никогда не были среднестатистическим.
— А вы разве были?
— Не знаю, — она отвела глаза в сторону, словно ее внезапно заинтересовал монитор со спортивной программой. — Я пыталась такой стать.
— Не верю.
Падме провела ногтем по коробке, разорвав целлофан.
— Угощайтесь.
— Спасибо.
— Забыла, — спохватилась она, и протянула Скайуокеру несколько листов распечаток. — И всё ваши конфеты. Прочитайте и скажите, что не так.
— Что это?
— Ваше интервью.
— Но я же…
— Ага, — Падме кивнула. — Вы думали, что я буду задавать вам вопросы, а вы будете отвечать. Ну да. В это мы тоже можем поиграть. Если совсем делать будет нечего. Но вообще вы мне вчера достаточно рассказали, а на память я пока не жалуюсь.
— Хорошо.
Скайуокер откинулся на спинку кресла. Прочел несколько абзацев. На вопросе о технических характеристиках «Виктории» взгляд соскользнул с текста.
— Ну как?
— Я еще не дочитал, но про дефлекторы вы немножко приврали.
— Ладно, это мелочь.
— Это не мелочь. Командир любого, даже самого завалящего дредноута прочитает про двадцать процентов и скажет, что это фантастика.
— Исправим. Еще что-нибудь?