Прошло пять лѣтъ со времени кончины покойнаго мужа Вѣры Дмитріевны: его и прежде никогда иначе не называли. Имѣнье ея было устроено, долги почти уплачены, выстроенъ домъ-игрушка, съ оранжереею, со всѣми причудами милой, образованной женщины. Женихи то-и-дѣло навертывались; но Вѣра Дмитріевна и слышать о нихъ не хотѣла. Вся совершенно въ дѣтяхъ, она думала только о нихъ, занималась только ими, хозяйствомъ и своими цвѣтами. Вотъ можно сказать, трудно было, безъ особеннаго недоброжелательства, найдти хоть малѣйшее пятно въ поведеніи этой женщины. Она принимала у себя часто, и даже мужчинъ, но никто еще не замѣчалъ ни малѣйшей неосторожности въ ея поступкахъ; никто не заставалъ ее одну, никто не видалъ одну ни даже за три шага отъ дома. У нея всегда были чужіе: казалось, эта женщина хотѣла, чтобъ вся жизнь ея, какъ свѣтлый и прозрачный ручей, протекала въ глазахъ у всѣхъ. Двѣ, иногда даже и три дамы, серьёзныхъ лѣтъ, изъ "иваньковскихъ", постоянно бывали у нея, и въ этомъ, можетъ-быть, столько же участвовала осторожность, необходимая для молодой вдовы, сколько и благотворительность. Надобно вамъ сказать, что такое были "иваньковскіе". Въ уѣздѣ, гдѣ было имѣніе Вѣры Дмитріевны, было очень-много мелкопомѣстныхъ дворянъ, и всего болѣе въ Иваньковѣ, большомъ казённомъ селеніи, съ каменною церковью и базаромъ, верстахъ въ восьми отъ Вѣры Дмитріевны. Тамъ, кромѣ казенныхъ крестьянъ, были также и господскіе, и при нихъ сорокъ помѣщиковъ, которые всѣ жили въ Иваньковѣ и съ семействами. Между этими помѣщиками были и такіе, что имѣли по 20 и даже по 25 душъ; но большею частію считали на трёхъ братьевъ по 2 ревизскія души, изъ которыхъ одна оказывалась еще иногда умершею. Всѣ эти помѣщики назывались обыкновенно общимъ именемъ
Вѣра Дмитріевна была одною изъ самыхъ ревностныхъ благотворительницъ "иваньковскихъ" и постоянно принимала у себя нѣкоторыхъ, что было также своего рода благодѣяніемъ. Изъ этихъ нѣкоторыхъ, иныя ѣзжали только къ ея дворечихѣ, другія къ экономкѣ, смотря по ихъ достоинству, а двѣ или три, въ числѣ которыхъ была и Мавра Даниловна, къ самой Вѣрѣ Дмитріевнѣ. Впрочемъ, она это и заслуживала. Нельзя было найдти женщины болѣе-преданной, болѣе-признательной. Доказательствомъ могло бы служить приключеніе съ ея дочерью. Подобная исторія навѣрное охладила бы преданность всякой другой женщины; но Мавра Даниловна была выше всего подобнаго; ничто, ни самые побои, я думаю, не могли бы уменьшить приверженности ея къ благодѣтелямъ: это называлось въ уѣздѣ благодарностію...