До-сихъ-поръ чистая, непорочная, она знавала горе, имѣла враговъ; быть-можетъ, въ свою очередь несла клевету и нареканіе; но она была покойна, она съ гордостью поднимала голову, чувствуя себя выше самаго мнѣнія свѣта, котораго столько страшилась... да, страшилась. Это мнѣніе было съ самаго дѣтства ея единственнымъ путеводителемъ; съ нимъ однимъ совѣтовалась она, когда сердце и разсудокъ были въ разладѣ; давно ли она трепетала малѣйшей неосторожности, лишняго слова, -- и теперь... теперь она рѣшилась... ужасно подумать!.. Но кто же узнаетъ это? Илашевъ не само ли благородство? въ немъ ли сомнѣваться? Другіе всѣ спятъ... все тихо. Вотъ часъ... быть-можетъ, онъ тамъ, въ саду... въ саду! такъ близко отъ нея!.. Боже, Боже мой! по гдѣ же силы выдержать подобную минуту!... Все тихо; ни малѣйшаго шороха... А если онъ не прійдетъ? обманетъ? Если это письмо было только... чтобъ испытать, какъ далеко можетъ занести ее сердце?.. Но нѣтъ, нѣтъ; это было бы слишкомъ-ужасно; онъ неспособенъ къ подобному поступку. Можетъ-быть, ему помѣшали? дошла ли записка? Но что же писала она въ этой запискѣ? въ смущеніи не ошиблась ли?.. Боже мой! не сонъ ли это все, наконецъ? Онъ, быть-можетъ, уже уѣхалъ, его нѣтъ? Нѣтъ силы выносить этой неизвѣстности... И Софья Павловна упала на колѣни передъ иконою... Въ это время послышался легкій шумъ въ кабинетѣ. Она вздрогнула; быстро смотритъ впередъ; встаетъ... нѣтъ, это не мечта: тамъ, въ дверяхъ... это онъ, Илашевъ, точно онъ... онъ не сдержалъ слова, вошелъ... но онъ блѣденъ, взоръ умоляетъ о прощеніи... Не смѣя дышать, удерживая восклицаніе, она стоитъ неподвижно; онъ приближается... Но въ это самое мгновеніе на террасѣ, подъ самымъ окномъ, раздались голоса... съ другой стороны дверь въ спальню скоро отворилась, и Параша, блѣдная какъ полотно, вбѣжала, произнеся одно только слово: "баринъ!"
XXIII.
Ладошинъ узналъ Петра Алексѣевича и въ одно мгновеніе понялъ все. Ему живо представилась опасность неосторожной молодой женщины и сцена, которая должна произойдти между раздраженнымъ супругомъ и Илашевымъ, и которая на утро же сдѣлается добычею праздныхъ языковъ цѣлаго уѣзда. Не отдавая себѣ отчета въ томъ, что дѣлаетъ, и слѣдуя единственно первому влеченію, онъ бросается за Петромъ Алексѣевичемъ, и въ ту самую минуту, когда тотъ уже готовъ ступить на послѣднюю ступеньку террасы, хватаетъ его за обѣ руки.
Мы сказали уже, что Ладошинъ былъ очень-силенъ. Петръ Алексѣевичъ, остановленный такъ неожиданно, быстро обернулся, но не узналъ Ладошина. Раздраженный въ высшей степени, онъ рванулся изъ всѣхъ силъ, но его держали мощныя руки.
-- Не противтесь! сказалъ Ладошинъ такъ, чтобъ его могли слышать въ комнатѣ.-- Я не пущу васъ.
Петръ Алексѣевичъ узналъ голосъ.
-- А! вы здѣсь на стражѣ? сказалъ онъ.-- Этого только не доставало.
-- Завтра я буду вамъ отвѣчать на это.
Въ эту минуту въ окнѣ спальной быстро мелькнула тѣнь и скрылась въ глубинѣ комнаты.
-- Теперь я васъ пущу, сказалъ Ладошинъ:-- но подумайте: завтра весь уѣздъ узнаетъ объ этомъ: вотъ ваши люди, они шли за вами.
И онъ пустилъ его.
Петръ Алексѣевичъ, почувствовавъ себя свободнымъ, обернулся, чтобъ расплатиться какъ слѣдовало съ дерзкимъ мальчишкою; но его уже не было. Онъ бросился къ дверямъ -- заперты. Онъ поглядѣлъ на окна: тамъ, какъ обыкновенно, теплилась лампада въ спальной Софьи Павловны, и все было тихо и покойно. Онъ опустилъ голову на грудь... Илашева уже не было, это вѣрно; онъ скрылся. А это безвременное возвращеніе, ночью, черезъ садъ, эта встрѣча съ Ладошинымъ, и при свидѣтеляхъ, которые, можетъ-быть, также видѣли и то, что Петръ Алексѣевичъ желалъ бы скрыть отъ всего свѣта -- все это разскажется, разнесется; пойдутъ толки; доберутся до истины, или выдумаютъ ложь хуже самой истины, и Сарапаевъ, этотъ колоссъ, уважаемый цѣлою губерніею, сдѣлается посмѣшищемъ всякаго ребенка!.. Все это какъ страшный призракъ представилось воображенію старика. Онъ нѣсколько мгновеній молчалъ; потомъ, какъ-будто вдругъ опомнясь, поднялъ голову, и въ эту минуту замѣтилъ своихъ людей, которые, вышедъ за нимъ изъ чащи, стояли въ нерѣшимости, не зная, назадъ ли идти, или подойдти къ барину.
-- Чортъ возьми! сказалъ Петръ Алексѣевичъ: -- что вамъ надобно?
-- Спросить о лошадяхъ-съ.
-- Дураки! Откладывать.
И Петръ Алексѣевичъ, проворчавъ что-то про себя, пошелъ скорыми шагами къ садовой калиткѣ.
XXIV.
На другое утро по всей дворнѣ шли толки и перешептыванья. Видимо всѣ тревожились, хотя, по наружности, все шло обыкновеннымъ порядкомъ. Каммердинеръ чистилъ въ сѣняхъ платье Петра Алексѣевича; поваръ пришелъ забирать запасы и стоялъ съ чашками у кладовой, гдѣ Дарья Лукинишна рылась въ кадушкахъ съ мукою; въ залѣ натирали полъ, въ гостиной сметали пыль. Только по-временамъ то тамъ, то сямъ, сходились двое, трое, останавливались и шептали съ видимымъ безпокойствомъ.