— Радость моя! — повторила Лизавета Петровна; но от поцелуя maman устранилась, справедливо опасаясь как бы и первый не произвел на лице некоторых повреждений.
— Ах, Сережа! Отойди от лошадей! Владимир Сергеич! Да чего вы смотрите?
— Да я, мама, далеко! — оправдывался Сережа.
— Нужно слушаться, мой друг! — вмешался Петр Степаныч. — Ну, садитесь наконец! С Богом!
Он перекрестился и поцеловал жену и детей, пожал руку мисс Дженни и кивнул гувернеру.
Разместились так: Вера Михайловна, Лизавета Петровна, Сережа и Владимир Сергеич в одной коляске, Nicolas, Сонечка и мисс Дженни — в другой; что же касается до автора, то он сначала устроился было с Сонечкой и K°, но скоро должен был пересесть ко второй группе: тоска разбирает с этими влюбленными ужасная!
— Гм? (Он).
— Ничего… (Она).
— Ну а если?
— Может быть…
И при этом незаметные пожимания, взгляды, улыбки, которые для них очень понятны, но постороннего ставят в самое неловкое положение. Бедная Дженни должна была остаться с ними, как жертва приличия.
Переливы двух колокольчиков звонко раздавались в тихом деревенском воздухе, Лошади бойко бежали, отмахиваясь от мух и взбивая копытами облака мелкой, почти совершенно белой пыли, блестевшей на солнце. Дорога огибала сад, опускалась вниз, к мосту, проходила через село и дальше змеилась к лесу, среди бледно-зеленых озимей, уже довольно высоких, но еще не окрепших, с легкими, неналившимися головками, как девушки в четырнадцать лет, среди более молодых и ярких яровых посевов, тянувшихся к самому горизонту. Высокий курган на опушке дубового леса, крутым обрывом спускавшийся к речке, был целью поездки.
У моста Сережа заметил стадо гусей и попросил остановиться.
— Что ты хочешь делать, мой мальчик? — потрепала его Вера Михайловна по щеке.
Он не отвечал, потому что ему было некогда. Он в одну минуту выпрыгнул, взял камень и ловко швырнул в стадо. Птицы подняли громкий крик, замахали крыльями и шумно бросились в воду, брызгая вокруг и потянув за собою светлую полосу.
— Ха-ха! — смеялась maman, любуясь ловкостью сына. — Вот князь Юханов точно такой был в молодости, — обратилась она к присутствующим, — просто, кажется, крыши нигде целой не было…
Сережа снова вооружился камнем и тихо подкрадывался к кусту, за которым пристали ленивые птицы, но мимо пробегала какая-то куцая собака, и он остановился, нерешительно поглядывая на мать.
— Ах! Уходи скорее! — испугалась Вера Михайловна.
Он бросился со всех ног и через несколько секунд был в экипаже.
— Что, испугался, Селезинька? — Maman вынула платок и провела по его бледному вспотевшему лицу. — Ах, нужно быть осторожным, мой друг! — Пошел! — крикнула она кучеру.
В обоих экипажах было по коробке дешевых конфет, леденцов и жестких пряников. Всё это назначалось для крестьянских детей, гурьбою высыпавших на улицу при звуке колокольчика и дожидавшихся раздачи сладостей. Вера Михайловна первая бросила в толпу горсть конфет.
Общество весело хохотало при виде детей, набросившихся на подачку. Падая, спотыкаясь и опрокидывая друг друга, они догоняли быстро бежавших лошадей! Маленькие, в одних грязных рубашонках, скоро отставали, садились на дорогу и поднимали рев; постарше — долго бежали сзади, несмотря на то что им постоянно приходилось уклоняться в стороны; неопытные барские руки почти никогда не попадали прямо на дорогу, а бросали свои подарки или на боковую колоть, или еще дальше, в бурьян и колючки. Впрочем, Сережа делал это нарочно. Весело было слышать его звонкий смех, когда ему удавалось бросить леденец в неприступную от колючек и крапивы канаву: какой-нибудь чумазый пузырь бросится сгоряча — и сейчас же остановится как ошпаренный, прекомично поднимая босую ногу, чтобы выдернуть занозу или растереть обжог. А то Сережа делал фальшивый взмах рукой вверх: дети поднимали головы, приготовляясь ловить добычу, а между тем он ловко попадал сухим пряником в голую груденку или голову, и получивший такой подарок разражался плачем от боли, смеха товарищей и неожиданности.
— Сядьте вы смирно! — остановил его наконец Владимир Сергеич и сердито взял за руку. — Вы думаете, это не больно? Так-то вы всех любите? — прибавил он, с усилием смягчая тон.
Мальчик обиделся.
— Мне кажется, что если я с мама…
Вера Михайловна красноречиво промолчала. Лизавета Петровна успела бросить пострадавшему две горсти пряников.
— Вы сердитесь, Владимир Сергеич? — Сережа дотронулся до его колена.
— Отстаньте.
Остановились у кургана. Публика вышла; кучера отъехали в тень. Сонечка была резва, как ребенок.