Эпох скрещенье… Русская проза второй половины ХХ — начала ХХI в.

Мир героев Сенчина «минусовой», грязный, безнравственный, преступный. Однако, опираясь на центральную метафору сенчинской повести «жизнь // театр», можно заметить, что театр в высоком смысле все — таки присутствует в тексте писателя. Уже говорилось о жизни — сцене актеров, о жизни — мечте зрителей. Да и сам молодой герой Ромыч только по роду занятий монтажник сцены, на самом деле и он готов податься в актеры (как он сообщает родителям): театр тоже манит его. Но, как выясняется в ходе повествования, он даже более чем актер, персонаж повести — поэт. «Пойми, я — поэт!» — восклицает герой в разговоре со своим соседом по общежитию Лехой. Этот мотив — поэтический, творческий — не будет развит Сенчиным — автором, но сама реплика героя примечательна. Где — то в душе он чувствует себя поэтом, репрезентирует себя как поэта (хотя бы в своей душе). Потому, как он признается, ему нужна «живительная творческая сила». Другое дело, что двадцатипятилетний герой (и его приятели) ищет «живительную силу» на самом легком пути — через пьянство, через помутнение сознания, через бред и сон. Алкоголь (и «травка») помогает Ромычу (и его приятелям) преодолеть страх перед миром, сделать этот «мирок» не столь пугающим, переносимым и терпимым, приспособленным к обыденно непритязательному существованию — выживанию.

Герои Сенчина (не глупые по природе) и знают правду жизни — театра, и верят/не — верят в нее. Герои Сенчина знают истинную цену жизни — театра и, тем не менее, тянутся к ней. Пьянство для них — способ стереть противоречия души и сознания, уничтожить границу между явью и сном.

Пьянство — самый распространенный и самый простой путь героев Сенчина преодолеть превратности жизни. Но пьянство не осмысляется Сенчиным как социальная проблема. Проблемы в пьянстве нет. Мир — минус так строен, что пьянство в нем — норма и обыденность. Однако пьянство прочно смыкается со сном, бредовым забытьем, искусственным успокоением. Сон в повести Сенчина — еще один доминантный мотив, который мощно пронизывает текст и который (как и театр, пьянство, обман) формирует мифический хронотоп ирреальности, псевдореальности. Герои Сенчина (вслед за героями В. Пелевина) готовы уснуть на годы (ср. с героем рассказа Пелевина «Спи» и др.). Только сон может сделать героя Ромку сильным и смелым, героем — «мачо», только во сне рядом с ним может оказаться рыжеволосая красавица с общежитского подоконника, предмет его любовных мечтаний.

Все герои Сенчина (как и главный автобиографический персонаж) с готовностью входят в ирреальность, чтобы уйти от реальной жизни, отгородиться от ее проблем. И эта запредельная реальность, как показывает Сенчин, практически не дифференцирует бред и мечту. Последние в минус — мире существуют на равных правах.

Установка Сенчина — писателя через нелицеприятное «самокопание» автоперсонажа обретает характер допустимой достоверности и, как следствие, обобщающий (типизирующий) характер. По мнению прозаика (и его героя), каждый современный человек — «середняк», каждый (во всяком случае в его прозе) есть порождение «провинции» (и провинции духа, несомненно), существо малоактивное и умеющее приспосабливаться к любым условиям жизни («как насекомое»), каким бы узким жизненное пространство вокруг него ни оказалось. Потому для главного героя — у Сенчина типического героя — характерна «усредняющая» установка: «…когда нормально — это и есть хорошо…» NB: не вполне так, как у Владимира Сорокина в «Норме», но в тексте Сенчина различима примерно та же современная («новореалистическая») установка — норма и есть счастье, норма и представляет собой суть жизни, норма не опасна и спасительна.

Авторская нейтральность в отношении к герою проявляется прежде всего в том, что как герой не судит себя (строго не судит), так и автор не эксплицирует собственную позицию, авторскую аксиологию, отношение к поступку и поведению персонажа. Сенчин формирует такой стиль повествования, когда ни отбор фактов, ни образ центрального героя, ни художественный пафос не выдают авторского отношения к происходящему: автор словно бы соблюдает нейтралитет, и тем самым как бы дает возможность читателю самому дать оценку происходящему, без чужого и чуждого влияния сложить мнение о герое. Л. Теракопян: «Сенчин не судит своих героев»[383].

Авторская объективность и нейтральность в повести Сенчина, несомненно, мнимые и иллюзорные. Автор сознательно скрывает собственную аксиологию, чтобы сосредоточить внимание исключительно на герое, на его субъективной объективности. Герой старается быть честным с самим собой и таковым предстать перед читателем — реципиентом, но воспринимающему субъекту понятно, что в ядре персонажной объективности неизбежно доминирует субъективность. Однако автор сознательно допускает это «несоответствие» — ему необходимо как можно более приближенно показать «внутреннего героя» и попытаться понять, есть ли в сердцевине героя потенция выхода из минуса жизни (или нет), есть ли у персонажа «обратная» перспектива.