Эпоха бронзы Кавказа и Средней Азии

Вопрос о культурном круге, из которого происходят отдельные шедевры южнокавказских богатых погребений, вновь был поднят в связи с открытием великолепного серебряного кубка из погребения в Карашамбе (табл. 27, 17). Стилистически он очень близок только упомянутому кубку из Триалети. Как полагает первооткрыватель карашамбского кубка, по ряду мифологических, стилистических и орнаментальных признаков оба они принадлежат искусству малоазийско-закавказского круга, испытавшего на себе месопотамское влияние. Сам факт обнаружения этих родственных шедевров древней торевтики в памятниках триалетской культуры при отсутствии аналогов за пределами ее распространения как бы подтверждает их местное (в широком смысле) происхождение (Оганесян В.Э., 1988а; 1988б). Семантический анализ композиции на кубках и на других изделиях Кавказа выявил их индоевропейскую мифологическую основу, что дает основание говорить о наличии индоевропейского компонента среди носителей триалетской культуры в период ее «цветущей поры» или на кировакано-триалетском этапе (Арешян Г.Е., 1988). Высказано также предположение, что подобные изделия скорее всего изготовлялись в археологически слабо исследованных западных областях Армянского нагорья (Пиотровский Б.Б., 1955б, с. 10) — в зоне наиболее вероятных малоазийско-месопотамских контактов, откуда на рубеже III и II тысячелетий до н. э. поступали культурные импульсы и просачивались этнические группы на восток, в область Куро-Аракского междуречья (Оганесян В.Э., 1988а, с. 160).

Наконец, золотые и бронзовые височные завитки из триалетских курганов (табл. 26, 12) близки к месопотамским образцам, классический вариант которых восходит к массивным украшениям головного убора царицы Шубад в Уре. С изделиями из Ура сопоставляются и триалетские ларцы с золотыми перегородками, инкрустированные камнями и обсидианом (табл. 26, 1). С месопотамскими традициями также сопоставляют ожерелье с агатовым кулоном, оправленным в золото (табл. 26, 8), техника его исполнения близка способу изготовления кулона из Урука, хотя тот несколько иной по форме и размерам.

Наиболее массовый материал — керамика является чисто местным компонентом, уходящим корнями в гончарное производство III тысячелетия до н. э. С юга пришла сама «мода» расписывать сосуды, а также некоторые элементы орнаментации. Вместе с тем среди массовой посуды выделяются редкие экземпляры, не имеющие на Кавказе местных прототипов. Это чернолощеные и расписные сосуды различных форм с высокоподнятыми одной или двумя ручками (Лчашен, Воскеваз, Камакатар, Элар, Арич) — так называемые киафы и канфары. Подобные особенности имеют также упоминавшиеся серебряные кубки кироваканского кургана. Исходные их формы выявляются в халколитических памятниках Анатолии, а затем, не прерывая традиции, подобные сосуды бытуют среди малоазийской «хеттской» керамики (Арешян Г.Е., 1973, с. 45). Учитывая близость технических приемов изготовления киафов и канфаров с массовой местной посудой, а также то обстоятельство, что в древности посуда была объектом торговли лишь в редчайших случаях (Kantor H., 1947) следует считать, что южнокавказские гончары, скорее всего, заимствовали формы малоазийских сосудов.

Влияние южных цивилизаций прослеживается и по керамике типа Кизыл Ванк, концентрирующейся в памятниках в районе Нахичевани. Как было показано выше, сосуды этого круга имеют прямые аналоги в керамике приурмийских поселений Хавтантепе и Геойтепе (табл. 42, 26–33). С поселениями Ирана нахичеванские памятники составляют единую культурную область. Вместе с тем гончарное производство так называемой кизылванкской культуры испытало на себе и западные влияния. Бросается в глаза, в частности, абсолютное единство глубоких мисок из Кизыл Ванка и Геойтепе, украшенных сетчатыми ромбами и шахматным узором с сосудами из Богаз Кея (Mellaart J., 1966, fig. 55).

Таким образом, общий подъем культуры Кавказа был стимулирован усилением культурно-экономических связей с цивилизациями Юга. Импульсы поступали в первую очередь в Закавказье, а через него и на Северный Кавказ. Иными словами, уже к рубежу III–II тысячелетий до н. э. весь Кавказ оказывается под воздействием передовых культур Переднего Востока, причем на протяжении эпохи средней бронзы эти воздействия усиливаются.

Намечаются связи и с Севером. Так, было высказано предположение, что четырехколесные повозки южнокавказские племена заимствовали у степных кочевников (Массон В.М., 1973, с. 110), где они были распространены начиная с первой половины III тысячелетия (Избицер Е.В., 1990). Последние являлись посредниками в распространении специфических западнокавказских трубчато-обушных топоров, которые встречаются в Центральной России и придунайских странах и найдены в памятниках срубной и фатьяновской культур (Кореневский С.Н., 1981; Микеладзе Т.К., 1990, с. 29). Однако северные связи населения Закавказья — тема пока слабо разработанная.