Эпоха бронзы лесной полосы СССР

Археологические исследования показали своеобразие исторического развития Дальнего Востока. Уже в неолитическую эпоху в южной части этого региона — в Приамурье и Приморье, находившихся в более благоприятных климатических условиях, сложился оседло-рыболовческий тип хозяйства, что создало предпосылки для овладения земледельческими и скотоводческими занятиями. Вслед за выявлением здесь древнего очага производящей экономики в среде археологов развернулась дискуссия: относить памятники II тыс. до н. э. на юге Дальнего Востока к неолиту или к бронзовому веку. Авторы первой точки зрения ссылаются на абсолютное господство каменного инвентаря, единичность находок металлических изделий, отсутствие развитой бронзовой металлургии (Деревянко, 1969а; Окладников, Деревянко, 1971). Сторонники отнесения памятников II тыс. до н. э. к эпохе бронзы исходят из наличия металлических изделий (Бродянский, 1975), следов местной металлообработки, высокого уровня экономики (Андреева, Конькова, 1978; Андреева, Гарковик, 1979).

Иным был исторический путь древних народов более северных районов Дальнего Востока. В раннем и среднем неолите охотничьи и охотничье-рыболовческие общества северной и центральной частей региона не отставали в своем развитии от населения окрестных областей и активно контактировали как с западными, так и с южными соседями. Однако далее эти контакты ослабли. После того как запад и юг шагнули в эпоху металла, местное население продолжает жить неолитическим бытом. Культуры «затяжного» или «пережиточного» неолита доживают здесь до XVII в., т. е. до освоения этого края русскими. Причину ослабления культурно-исторических контактов с югом и западом, по мнению Н.Н. Дикова, следует искать в различии путей экономического развития, которое выразилось в сложении производящего хозяйства на юге и в длительной консервации охотничье-рыболовческого и зверобойного промыслов на севере (Диков, 1979).

Поскольку Чукотка II и I тыс. до н. э. была охарактеризована ранее, в восточносибирских разделах (в связи с ымыяхтахской культурой), а срединная часть Дальнего Востока (Охотское побережье, Камчатка, Курилы, Сахалин) входит в ареал культур «пережиточного» неолита (врангелевская, берингоморская, тарьинская и другие культуры), которые описаны в томе по неолиту издания «Археология СССР», мы ограничимся лишь рассмотрением культур бронзового века южной окраины Дальнего Востока (Приханкайская равнина, юг Приморья, бассейны Уссури, Нижнего и Среднего Амура).

1. Памятники и культуры бронзового века южной части Дальнего Востока.

Исследование бронзового века южных окраин региона осложнено тем, что в силу традиционности развития местных культур трудно уловить грань между концом неолита и началом эпохи бронзы. Сейчас принято считать, что эпохе появления бронзовых изделий на юге Дальнего Востока непосредственно предшествует выделенная Г.И. Андреевым зайсановская культура, памятники которой встречаются от оз. Ханка до бухты Евстафия. В восточной части Южного Приморья существовали в это время памятники типа поселения Валентин-перешеек, а в более северных районах — памятники типа поселения в бухте Рудной. В целом неолит доживает в Приморье примерно до середины II тыс. до н. э.; он явился основой, на которой сложились характеризуемые ниже культуры эпохи бронзы.

Синегайская культура (рис. 140; 141). В 1957–1958 гг. А.П. Окладников открыл и частично исследовал ряд памятников в окрестностях оз. Ханка, которые позднее были отнесены Д.Л. Бродянским к синегайской культуре — по поселению Синий Гай, раскопанному в 1969–1972 гг. В Синем Гае найден 21 предмет из бронзы. Среди них вогнутообушковые ножи, полушарные бляшки с петелькой на вогнутой стороне, четыре парные и одна тройная бляшки, крючок, обломок наконечника стрелы и т. д. Все поддающиеся определению бронзовые вещи Синего Гая относятся к изделиям карасукского типа. Ниже мы даем краткую характеристику синегайской культуре — в основном по работам основного исследователя синегайских памятников Д.Л. Бродянского (Бродянский, 1964; 1969; Окладников, Дьяков, 1979; Александров, Арутюнов, Бродянский, 1982).