Эпоха человека: риторика и апатия антропоцена

Как полагает Мур, на самом деле началом антропоцена следует считать так называемый «долгий XVI век» (1450–1750 годы). Уверенность в исключительной роли промышленной революции автор критикует как англоцентричную. Дело не в использовании угля в промышленности и не в индустриализации, опирающейся на научно-технические новшества, а в произошедших гораздо раньше изменениях, затронувших основы логики рынка. Прежде чем увеличились масштабы производства, имели место важные культурные события. В Европе рухнул феодальный строй, на смену которому пришел принцип наращивания капитала и трудовых ресурсов. Повсеместно укоренилось понятие частной собственности (распространяющееся как на землю, так и на средства производства). Сформировались пролетариат и практика поиска дешевой рабочей силы. Начался капиталоцен. Использование ископаемого топлива – лишь импульс, подстегнувший рост современной экономики, построенной на обороте капитала.

Предложение заменить ярлык «антропоцен» термином «капиталоцен» выглядит необычайно уместным и риторически убедительным. Однако такой риторический ход не лишен некоторых недостатков. «Антропоцен» закрепился в современной экологической мысли как одно из ключевых понятий. Как настаивают авторы, анализирующие дискурс антропоцена, эта категория уже выполняет уникальную функцию – объединяет в одной дискуссии интеллектуалов, между которыми раньше не происходило никакой коммуникации. Рефлексия, связанная с понятием антропоцена, стала отправной точкой для обмена мнениями между учеными, экологами и предпринимателями, специалистами по экологическому праву и поэтами, теоретиками этики и известными активистами280. По словам бельгийского философа Изабель Стенгерс, риторическая сила обозначения «антропоцен» состоит по меньшей мере в том, что оно помогло наладить контакт между геологами и климатологами, а это серьезное достижение281. Существует мнение, что никакое другое понятие не привлекло к себе такого внимания и не оказало такого влияния на экологическую мысль282.

Как считает Макнил, альтернативная концепция капиталоцена, предложенная Муром, не убедит геологов. Она подрывает существующее на сегодняшний день согласие между представителями точных и гуманитарных наук относительно проблемы антропоцена, которое может принести любопытные результаты283. Более того, в спорах об экологической опасности мы уже не сможем опираться на престиж естественных наук. Капиталоцен могут признать новой социально-экономической или исторической, но не геологической эпохой, а именно последнее волнует таких ученых, как тот же Хэмилтон или сам Макнил. Как бы то ни было, спор о названии, безусловно, задает важное направление дискуссии об антропоцене. В конечном счете он касается политической нейтральности терминов, в которых мы описываем современность. Однако маловероятно, что можно оперировать исключительно нейтральными понятиями.

Против идеи капиталоцена и критики термина «антропоцен» выступает и Клайв Хэмилтон. В книге «Своенравная планета. Судьба человечества в антропоцене» (Defiant Earth. The Fate of Humans in the Anthropocene) он подчеркивает, что на долю жителей Китая в настоящее время в среднем приходится столько же выбросов парниковых газов, сколько и на долю среднестатистических европейцев. Вскоре количество парниковых газов, выброшенных в атмосферу Китаем за все время его существования, сравняется с аналогичным показателем Соединенных Штатов. Не говоря уже о том, что, учитывая, как быстро развивается Индия, логично ожидать, что к 2050 году развивающиеся страны Юга будут ответственны за такой же объем выбросов парниковых газов, что и богатые страны Севера. Следует иметь в виду и еще один аспект климатического кризиса, о котором часто умалчивают: проблему роста населения, особенно в Китае и Индии, который в будущем может серьезно навредить окружающей среде284. Вот почему нам придется смягчить или переформулировать связанные с антропоценом обвинения в адрес европейских стран, оговорив, что категория «антропос» подразумевает ответственность Европы, Америки, Китая и Индии285.

Автор «Своенравной планеты» решительно предостерегает против того, чтобы проблема антропоцена оказалась предметом гуманитарных наук или объектом изучения социологов. Дискуссия о новой общественной и исторической эпохе не будет иметь такого риторического веса, как рассуждения в терминах геохронологической шкалы. Мы потеряем из поля зрения сам факт, что речь идет о дестабилизации всех систем нашей планеты, а не о социальных изменениях. Использование традиционных категорий социальных и гуманитарных наук, по мнению Хэмилтона, помешает осознать масштаб проблемы – сбоя в функционировании систем планеты286. Поэтому Хэмилтон возражает против идеи капиталоцена и предложения Мура говорить о «буржуазном» аспекте планетарных проблем.