Эпоха человека. Риторика и апатия антропоцена

Во-вторых, идея антропоцена и дискуссия о периодизации, предложенной Крутценом и Стормером, обязаны своим авторитетом и весом престижу естественных наук и вдохновляют не только гуманитариев, но и самих геологов, климатологов и специалистов по наукам о Земле как системе. Понятие антропоцена побуждает к дискуссии представителей очень далеких друг от друга дисциплин, ранее не вступавших в диалог. Это позволяет прибегать к тезисам точных наук в рассуждениях о переменах в обществе, о климатической и экологической политике. В силу планетарного, геологического (а не только социального или исторического) уровня проблематики этот разговор принимает еще более универсальный характер.

В-третьих, дискуссия о возможном признании новой геологической эпохи требует занять определенную политическую позицию. Как я уже показала, сам выбор термина «антропоцен» (а не «англоцен», «техноцен» или «капиталоцен») — шаг в политической игре, имеющий серьезные последствия. Он позволяет говорить о вине и ответственности за разрушение различных систем нашей планеты и потенциальную дестабилизацию (климата, гидросферы, экосистем). Никакое терминологическое решение не даст исследователям сохранить нейтралитет. Поэтому спор о названии неотделим от политических споров.

В-четвертых, дебаты об антропоцене — возможность выразить возмущение по поводу непоправимого ущерба. Климатологи и исследователи, изучающие различные системы Земли, устали твердить о серьезности проблемы будущего нашей планеты, их угнетает апатия политиков, которые верят дениалистам, в то время как Земля уже на грани нелинейных катастрофических изменений[799]. Имеется в виду утрата природы, биоразнообразия, коралловых рифов, стабильности океанов и климата, отдельных аспектов привычного для нас мира. Нормативный характер дискуссии сочетается с оригинальным философским осмыслением категории необратимости и с рассуждениями о политическом контроле над необратимостью и неизбежностью. Представление о непоправимом ущербе, вызывающем своего рода экзистенциальный страх, выходит в дискуссии об антропоцене на первый план.

В-пятых, дискуссия, о которой здесь идет речь, носит и явно эсхатологический характер, потому что указывает на исключительность нашей эпохи (именно благодаря таким понятиям, как «критические пороги» и «беспрецедентная ситуация»). Нынешнее поколение предстает как единственное в своем роде, живущее «на краю времени», у черты, за которой «уже нет пути назад». Эсхатологический аспект сопряжен еще и с надеждой на пробуждение нового типа сознания, проникновение в смысл истории или существования человека на Земле.

Дискурс антропоцена, в особенности климатический дискурс, усиливает и хорошо знакомый нам ужас перед апокалипсисом и наказанием. Неужели мы живем в эпоху непрерывной мировой катастрофы, которая уже началась? Хотя ряд исследователей обратили внимание на то, что некоторые могут извлекать выгоду из нашего страха и что многие создатели упрощенных популистских нарративов используют апокалиптические картины в своих интересах, нелегко совсем закрыть глаза на тему катастрофы в дискуссии об антропоцене.

В-шестых, уникальный дискурсивный потенциал дискуссии об антропоцене объясняется тем, что ее трактуют как назидательное предостережение[800] или скорее даже решающий, последний шанс отвести нависшую над человечеством угрозу, предотвратить катастрофу и даже упадок цивилизации. Поэтому ведутся споры, что именно нам должен открыть кризис антропоцена. С одной стороны, изменение климата оказывается предлогом для революционных и радикальных (ввиду своего подрывного потенциала) нарративов. С другой — климатические изменения рождают оптимизм отчаяния и надежду, будучи долгожданным серьезным стимулом, который невозможно игнорировать и который свидетельствует о необходимости пересмотреть правила экономической игры, лежащие в основе современной цивилизации. Наоми Кляйн говорит о картине климатической катастрофы как уникальном катализаторе социальных и экономических изменений. Она пишет: «Изменение климата — троянский конь, который уничтожит капитализм»[801]. Только «коварная» проблема климатических изменений в состоянии вывести нас из апатии. Свидетельствуют ли такие взгляды о бескомпромиссности мышления Кляйн или скорее о ее отчаянии?[802]