Читаем Эпоха человека. Риторика и апатия антропоцена полностью

Тогда было выявлено девять планетарных границ: 1) состояние озонового слоя; 2) степень закисления Мирового океана; 3) доступность питьевой воды; 4) химические загрязнения (то есть производимые промышленным способом наноматериалы, пластик, химические средства, радиоактивные вещества, генетически модифицированные организмы); 5) загрязнение атмосферы (выбрасываемые в атмосферу химические соединения, которые влияют на муссонную циркуляцию); 6) эксплуатация земельных участков; 7) нарушение биогеохимических циклов (круговорота азота и фосфора); 8) изменение климата; 9) темп утраты биоразнообразия[244].

Важно, что все перечисленные явления тесно связаны между собой. Землепользование на территории Амазонии влияет на доступность питьевой воды в Азии. Нарушение одного из указанных процессов повлечет за собой отклонения и во всех остальных. Ученые подчеркивают, что тревожные изменения сегодня в наибольшей степени связаны с четырьмя последними параметрами.

Подведем итоги сказанному до сих пор относительно начала дискуссии об антропоцене. Авторы книги «Антропоцен и глобальный экологический кризис. Переосмысляя современность в новую эпоху» (The Anthropocene and the Global Environmental Crisis. Rethinking Modernity in a New Epoch) выделяют три основные трактовки категории антропоцена: 1) геологическую, опирающуюся на точные данные стратиграфии; 2) основанную на достижениях наук о Земле и исследованиях планетарных границ; 3) построенную в первую очередь на анализе влияния человека на планету в широком смысле (совокупности всех последствий нашей деятельности). Два первых подхода к понятию антропоцена мы уже рассмотрели подробнее. Из них следует, что началом эпохи антропоцена следует считать 1950 год, открывающий период «великого ускорения». Но, что особенно важно в контексте этих размышлений: даже если геологи не придут к решению называть нашу эпоху антропоценом, другие смыслы этого термина все равно останутся актуальными[245].

Чисто геологический спор? Или идеологический тоже?

У чисто формального, на первый взгляд, геологического спора об антропоцене есть явное риторическое, политическое и даже идеологическое измерение. Это говорит нам, что мы живем в эпоху, когда природа становится предметом постоянной рефлексии. Как пишет Латур, «находиться на планете Земля во времена антропоцена не то же самое, что быть окруженным „природой“ в эпоху модернизации»[246].

С риторической точки зрения определяющие критерии антропоцена должны носить геологический, а не, например, социальный или исторический характер. Новая историческая эпоха не вызвала бы такого резонанса, не заинтересовала бы никого так же, как новая геологическая эпоха. Одна из причин такого интереса состоит в том, что геология, будучи естественной наукой, придает дискуссии об антропоцене престиж и вес, приписываемые естествознанию. Преобладание в споре об антропоцене риторики точных наук — важный риторический ресурс. Это позволяет использовать их престиж для выстраивания политической и нормативной аргументации. К тому же, если антропоцен официально признают новой геологической эпохой, вся дискуссия по праву перейдет на планетарный, системный уровень.

Как я уже упоминала во введении, дискуссия о влиянии человека на планету в геологических категориях строится на последовательном анализе контраста между геологической временной шкалой и временной шкалой человеческой деятельности. Только демонстрация этого контраста дает сильный риторический эффект. В антропоцене внечеловеческая хронология переплетается с историей человека. Об этом свидетельствуют данные палеоклиматологии. Как выяснилось, на сегодняшний день люди оказали на различные системы Земли такое воздействие, что изменили климат на сто тысяч лет. Поэтому влияние человека можно уже сейчас приравнять к колебаниям земной орбиты, определяющим циклы оледенения[247]. На мой взгляд, хотя наглядное противопоставление временных шкал возбуждает воображение философов и писателей, оно может стать и причиной равнодушия. Изменения, охватывающие сотни тысяч лет, могут казаться преодолимыми, что усугубляет апатию и отрицание. В частности, они могут совершенно не волновать политиков, которые мыслят в перспективе срока своих полномочий. Прагматики и реалисты, в свою очередь, часто думают, что, поскольку эти изменения произойдут нескоро, не стоит ломать над ними голову.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука