Эпоха добродетелей. После советской морали

Соответственно, целью советских идеологов и «инженеров человеческих душ» было выстраивание над обнажившимся в результате социальных катаклизмов начала XX века архаичным уровнем «стихии рода» корпоративной и профессиональной этики, которая, в свою очередь, оказывалась увязанной с коммунистическим идеалом (в широком понимании — гуманизмом, прогрессом, наукой). Поэтому, как заметил Д. Быков, тогдашний «массолит» ставил себе целью «в популярной форме внушить некие идеи, образовать, развить — то есть вместе со всем советским проектом был устремлен все-таки ввысь, к образу нового человека, к усовершенствованной модели, прочь от имманентностей и данностей»[43].

Что же стало итогом деятельности советской власти в области культуры и морали?

СОВЕТСКАЯ МОРАЛЬНАЯ ПИРАМИДА

Мы будем исходить из того, что советская мораль не основывалась на единой «базовой ценностной модели». Как минимум, она была двухуровневой, то есть, как и мораль всякого «большого общества», состояла из универсальных принципов и «этики добродетели». Поясним этот момент подробнее.

Итак, советская мораль представляла собой двухуровневую «моральную пирамиду», свойственную любой универсальной системе ценностей, не обязательно светской. Верхний ее ярус — этика принципов, включающая в себя нормы и ценности, мировоззренчески фундированные таким образом, что смысл придерживаться их далеко выходит за пределы повседневной жизни, является трансцендентным. Ценности этого яруса морали подразумевают наличие неких общих представлений о справедливости, о том, как должен поступать человек по отношению к любому другому члену общества, вне зависимости от того, связан ли он с ним какими-то семейными, дружескими, корпоративными или иными узами. Данные предоставления могут быть общими для религий или конфессий, сравнительно мирно сосуществующих между собой и сходящихся в базовых онтологических и этических представлениях, взглядах по поводу смысла жизни и смерти и т. д. Место религий могут полностью или частично занять идеологии Нового и Новейшего времени — одна или несколько (но фактически признающие главенство какой-то одной, как в условиях либерально-консервативного-социалистического консенсуса на Западе).

Нижний ярус — этика добродетели и героическая этика.

Этика добродетели в общих чертах является этикой соответствия человека неким образцам поведения, функциональным для того или иного сообщества. Поэтому трансцендентные, «внешние» этические эталоны заменяются собственно добродетелями — фактическими образцами поведения, пригодными для того, чтобы наилучшим образом соответствовать своей социальной роли[44]. В отличие от этики принципов этика добродетели переключается с мотивов и результатов на характер человека. Ее основной вопрос не «Что я должен делать?», а «Каким я должен быть, чтобы считаться хорошим человеком?». Это — корпоративная этика, этика отношений между друзьями, членами семьи, локального сообщества и т. д. Ее разновидностью является героическая этика, которая по сути также является этикой корпоративной, пронизанной ценностями верности, чести, долга, самопожертвования и т. д. Однако она часто является мостом между универсальной этикой и этикой добродетели в той мере, в которой верность ее адептов принадлежит «большим обществам» и обосновывается, помимо корпоративных требований чести, также и ценностями универсального характера[45].

Основной принцип отношений между этими уровнями таков: верхний расставляет приоритеты или хотя бы указывает нижнему на его ограниченность; указывает ему его место. Разумеется, «большое общество» нуждается в обоих уровнях морали. На одних универсальных ценностях оно не строится, и Б. Уильямс, безусловно, прав, когда замечает, что мораль (то есть этика принципов) заблуждается, полагая, что «без ее специфических обязательств все будет отдано на откуп одним только склонностям, что без ее совершенной добровольности существует одна только сила, что без ее безусловно чистой справедливости не существует вообще никакой справедливости»[46]. Этика добродетели необходима хотя бы для того, чтобы побудить индивидов в рамках малых групп соблюдать верность трансцендентным ценностям, чтобы не быть исторгнутым из общностей, которые эти ценности разделяют. В то же время только люди чести могут быть стойкими борцами как за «большое общество», так и за идею, поэтому обычно у привыкших к жизни в рамках «больших обществ» героическая этика ассоциируется с верностью и самопожертвованием во имя больших общностей и трансцендентных ценностей. Таким образом, в двухуровневой системе морали этика добродетели светит отраженным светом и оказывается несколько переоцененной. В то же время, если исчезает или резко ослабевает этика принципов, сами по себе этика добродетели и героическая этика оказываются способными служить каким угодно общностям и самым разным целям.