Эпоха Дугаров

Парень отпустил концы веревки, но за этим последовал тяжелый удар. Я упала и покатилась по скрипучему полу, зацепившись головой о гарду собственного меча. Крепления на спине с оружием – это хорошо, но не когда падаешь на спину. Перед глазами от боли замерцали белые пятна.

– Я никогда не буду служить ему! Никогда! – я все же задела Маркуса за живое, иначе бы он вряд ли вспыхнул как масленый фитиль. – Создатель – вот наш господин! Мы пойдем за ним хоть на край земли! А Джованни лишь мелкая сошка, не способная выполнить поставленных задач! Он – ничтожество!

Его гневную тираду оборвал треск оконной рамы и бьющегося стекла. Салазар имел хорошую привычку появляться вовремя. Спустившись с крыши, он выбил окно ногами и приземлился на осколки. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Хладнокровие и решимость. Черные омуты его глаз горели как раскаленные угли в кузнице. Но вместо того, чтобы обнажить клинок и вогнать его в глазницу ошарашенному магу, Сол скинул на пол кожаные перчатки.

– Ты! – навзрыд выдохнул Марк, едва не испустив дух при виде гостя. – Ты будешь моим!

Взревел, сорвал с пояса кинжал, накинулся на гёто. А толку? В одной руке Маркуса блестела сталь, в другой материализовалась магия. Салазар увернулся от его неловкого удара, а затем с легкостью заломал парню руку. Видимо, Марк был мастером только в лживых словах и иллюзиях, способных подчинять человека собственной воле.

Душераздирающий крик трактирщика постиг меня в ужас. Спустя секунду я поняла, почему он завопил так истошно – его лицо покраснело и начало покрываться волдырями, как будто суп закипел. Одна рука Салазара сдерживала жалкие попытки Маркуса к освобождению, а вторая ладонь лежала у него на голове. В темноте от меня не укрылся черный дымок от пальцев и мерзкий запах горелого. Я видела, как жизнь уходила из несчастного мага, но тот продолжал корчиться от боли. Его волосы вспыхнули, не успел он повалиться на пол, и тут же погасли. Там, где рука Сола касалась головы, не хватало кожи – одно прожаренное мясо. Налитые кровью глаза чудом не лопнули от жара.

– И где твой дракон? – жестко рявкнул Салазар, стряхивая с руки куски прилипшей подгорелой плоти. – Этот тип мог убить тебя в любой момент, – сказал он и отхаркнулся на парня с прожаренными мозгами.

– Фактически он мне ничего не сделал, – с последним вздохом Марка ко мне вернулась власть над телом. Кое-как перевернувшись, я села на колени. – Помоги, у меня связаны руки.

– Ты не очень-то сопротивлялась, пока он тебя связывал.

– А ты бы что делал, будь на моем месте?

Сол перешагнул через труп и поставил меня на ноги. Интересно, сколько пива он успел в себя влить? Смесь запахов табака, хмеля и сгоревшего человеческого мяса не лучшее, что когда-либо вдыхал мой нос. И он поцеловал меня, стиснув в объятьях. Так жадно, что замерло сердце, а на губах ощутился вкус крови. Я пожалела о том, что не могу остудить его ударом кулака, но раздавшийся снизу грохот, пошатнувший обветшавшую таверну, сразу вернул его в чувства.

Маг отстранился. Посмотрел на меня так, будто впервые увидел, а затем вторая взрывная волна, как от разорвавшейся пороховой бочки, резко побудила его выхватить катану и высвободить мои руки.

* * *

Демиан не до конца понимал, нужен ли ему императорский трон. Иногда даже спрашивал себя: что подвигло его на столь отчаянный шаг? Он никогда не мечтал о короне, а уж тем более о заботах, с которыми император имеет дело каждый день. Но стоило ему увидеть лучезарную улыбку юной магессы, как все вставало на свои места. Ведь в начале своего путешествия он согласился ступить на этот сомнительный путь только из-за уговоров ее отца графа Кристофа и той самой миловидной улыбки с ямочками на щеках.

И все же это казалось ему не очень хорошей идеей. Демиан искренне боялся, что люди, узнав о его возвращении, станут кидаться камнями, питая ненависть к роду Амон и старшему брату, что окончательно разрушил надежды Берселии на светлое существование. Но он ошибся: герцоги и графы открывали перед ним двери и внимали каждому слову. Многие из них не одобряли переходящей из рук в руки власти, и хотели вернуть прежний порядок, усадив на трон кровного сына правителя Севера, лелея мечту, что он станет таким же стойким и самоотверженным, как его отец. Северяне следовали за Амоном, хоть сам он где-то внутри и сопротивлялся этому. Они видели в нем спасителя, однако Демиан не был готов к такой ответственности. Что-то внутри него так и кричало «Да какой я император?!», и отчасти это было правдой. Он любил Северные земли, но не хотел ими править.

И вот теперь, воочию увидев, во что превращается родной край, Амон твердо решил вернуть Ортог и замок, где жили его деды и прадеды. Он должен был это сделать хотя бы из чувства долга перед семьей, не говоря уже о людях, веривших в него. Не для того же столетиями его предки восседали на троне, отстраивая империю камень за камнем, чтобы Демиан – последний из рода – потерял все в одночасье.