В последнее воскресенье августа в кинотеатр, украшенный постером с бледной, немного перерисованной рожицей Сатоши-куна, набился оживленный народ в лице «актеров» и их семей. Почтил нас присутствием и Такерада-сама в компании своей «официальной» жены и парой чиновников рангом поменьше — куда главе городского совета без свиты? Соотечественников решил не звать — мы-таки «выбили» им рабочие визы, Федора взяли на стройку — там язык не нужен, а Людмила умудрилась устроиться играть на аккордеоне в какой-то ансамбль — партитуры штука международная. Само собой, обоих я записал на языковые курсы. К моему удивлению, в «заботе» принимал деятельное участие Сэки-сан, явно положивший глаз на Людмилу. Не знаю, что у нее в голове, но его неуклюжие ухаживания она принимала вполне благосклонно. План-максимум — оставить обоих соотечественников в Японии насовсем. Чего им в рушащейся стране ловить? Кроме того, из «важных» присутствовали так же наш классный руководитель, директор Ока-сенсей и завуч-куратор Такеши, к моему удивлению сразу согласившийся сыграть детектива.
Подождав, пока все рассядутся, вышел к экрану, поблагодарил всех за участие и визит, низко поклонился и уселся в первый ряд — весь сеанс буду активно крутить башкой, отслеживая реакцию зрителей. Слева от меня уселась Хэруки, а справа, на правах главной звезды, волнующийся Сатоши-кун со своей мамой.
[
На экране появился кусающий окровавленные пальцы небритый Рику-сан — уговорить его отпустить многодневную щетину было непросто, но у меня получилось. Трясущиеся кадры сменяют друг друга, и вот он хватает за шкирку временно перекрашенного Сакамото-сана [
В роли «Центра социальной защиты» выступает офис «Хонды». В роли Рики — наша староста Кейко — у нее подходящая прическа. Задание ей выдает Сэки-сан.[
Кейко находит дом Такунага, заходит, видит срач и качающуюся люстру — стоящий на лестнице рядом с оператором я толкнул ее палкой [0.4.48].
Мама Есикавы-сан водит рукой по мутному стеклу — пришлось нанять человека, который вставит такое. Душераздирающий скрип, равно как и пронзительный возмущенный «мяв», взяли из предоставленной звукорежиссером библиотеки звуков. Кейко открывает дверь, и начинается длинная сцена взаимодействия со старушкой — благо они сразу нашли общий язык, и к концу съемок эпизода мама Есикавы-сан уже называла няшу-Кейко «внученькой». Сцена идет своим чередом, и ничего прямо «страшного» в ней нет до тех пор, пока Кейко не находит скомканную, рваную фотку семьи из пролога [0.7.47] — лицо Есикавы-сан вырезано, и зрители понимают, что дом — тот самый.
Кейко находит оклеенный скотчем шкаф, тревожная музыка, САСПЕНС, девушка вполне достоверно отыгрывает испуг, открывает дверь шкафа [10.21], и зал облегченно выдыхает, видя мирно дремлющего на верхней полке Сакамото-сана. Это они зря, потому что оператор сдвигает камеру на пару шагов, и показывает нам сидящего на нижней полки Сатоши-куна, заставляя зал пискнуть. Процесс «нагнетания» успешно пошел! Ух, что будет дальше! Сцена продолжается, а я вспоминаю диалог с Кейко во время съемок:
— Что это за ерунда, Иоши-кун? Я бы на месте Рики сразу свалила из такого жуткого места!
— А она не может и не хочет — проклятие уже на ней, от него никак не избавиться. Правило в этом фильме всего одно — зашел в дом — сдох!
— Именно так, Иоши-кун! — Влезла в диалог мама Есикавы-сан, — Мы, как японцы, твердо знаем, что зло — истинное зло! — невозможно остановить, так что, моя милая Кейко-тян, — Бабушка с милой улыбкой потрепала Кейко за щечку, — Ты уже мертва!
Вот и второе появление Сатоши-куна [13.11] — он держится ручками за деревянную решетку окна под потолком, а я держу его за ноги — не достает же. Меня, само собой, не видно — меня вообще в фильме нет.
Познакомиться с Тошио Кейко не позволяет зловещее бормотание временно «ожившей» матери Есикавы-сан. Ух, че щас будет!