- Не забывайте, Иван Фёдорович, мы живём в просвещённом девятнадцатом веке, полном великих изобретений и технических премудростей. Этот аппарат придумал французский механик Роже Брюно и продал его вместе с чертежами моему тогдашнему хозяину, бею. Тот для лучшего сохранения тайны приказал отравить инженера. Устройство просто и остроумно, не сомневаюсь, что в Европе его снова изобретут. Лондонский часовой мастер за немалые деньги изготовил сию снасть за неделю, однако барабан я заказал в ином месте и сам собрал воедино. Послушаем!
Страшно искажённый, перебиваемый треском, но при этом вполне различимый голос сэра Эдварда повторил в гостиничном номере главную угрозу: вы более никогда его не увидите.
- Грандиозно! - воскликнул князь. - Сейчас же идём в полицию!
- Увы, - остудил его безжалостный граф. - Там нас подымут на смех. Британская полиция не видела никогда фоноскопического аппарата. Подлец Кунард, если не растеряется, объявит это мистификацией. К тому же из-за помех мы не сможем доказать, что роковые слова произнёс именно он, а не кто-то с похожим голосом. Наконец, после второго-третьего раза звучание станет совершенно дурным, нужно менять барабан, взводить пружину и делать новую запись. Так что механическая неожиданность припасена для другого благородного дела - шантажа.
- Господи! - Паскевич даже руками взмахнул. - Кого же вы собрались шантажировать? Баронета?
- Именно.
Князь снова налил коньяк и с неудовольствием обнаружил пустоту в штофе.
- Ежели у вас такое оружие в запасе, отчего вы отвергли их условия? Потом объясним регенту, что нарочно ввели англичан в заблуждение ради вызволения Фёдора, но никаких тайн выдавать им не думали.
Строганов сложил в саквояж изобретение покойного француза.
- Короткая память у вас, Иван Фёдорович. Ни сын, ни вся ваша семья в России не будут спать спокойно, пока джентльмены из Сити позволяют себе угрожать русским. С англичанами только так - на пощёчину отвечать кулаком в челюсть, вынося её напрочь. Более того, скажу я вам, князь, - Александр Павлович сложил руки на груди в знаменитом наполеоновом жесте. - Ни один русский не может чувствовать себя в безопасности на проклятом острове, если не вселить в каждого его обитателя панический страх перед самой мыслью, что в отношении подданного нашей империи он вздумает сотворить какую-то гадость.
- Мне плевать на других, граф! - Паскевич вскочил нос к носу со своим доверенным и не оправдавшим доверие наперсником. - Пусть о них заботится правительство! Я приехал сына освободить. Вижу, вы мне больше препятствуете, нежели способствуете.
- И вы готовы на всё? Ехать в Нижний Тагил, выведывать марки стали, красть чертежи арифметического аппарата и расчёты машин тройного расширения? Одумайтесь, господин фельдмаршал. Ежели принять условия англичан, Фёдор останется в Британии и без малейшей гарантии, что живой. Отдадите русские секреты в обмен на его бездыханное тело?
Немолодой и весьма уравновешенный князь готов был, казалось, ударить своего бывшего подчинённого, однако взял себя в руки и одумался.
- Вы не понимаете, сударь... Вам не приходилось, слава Богу, бывать в подобных условиях. Сын, единственный наследник родового титула, надежда всей моей жизни, кровь от крови, неизвестно где. Это ужасно, нестерпимо - обречь себя на месяцы мучений и безвестности, не зная что с ним, надеяться что жив...
Он рухнул в кресло, обхватив голову руками. Коньяк оказался бессилен смягчить переживания.
- Именно поэтому мы поставили условие - убедиться, что он прибыл в Портсмут во здравии, и только после этого обсуждать дальнейшее. Вы будете точно знать, что он жив и на острове, - взгляд Строганова затвердел перед произнесением финальных, особо жестокосердных слов. - Или убит, тогда думать надо о мести, а не о предательстве России.
Через две недели, когда расцвёл июнь, они выехали в Портсмут. После памятного разговора в отеле между князем и графом пролегла тёмная тень отчуждения. Паскевич тысячу раз себя спрашивал, не ошибся ли горько он, призвав в помощники неразведённого мужа своей супруги. Что движет им, быть может - досада? И несчастливый конец истории с Фёдором послужит ему лишь поводом для удовлетворения? Князь гнал прочь от себя недостойные мысли, но они возвращались вновь и вновь, подгоняемые жизненным опытом, который подсказывает: дурные предположения в отношении людей часто оправдываются.
Поэтому до старинного английского городка Питерсфилда ехали в молчании, сидя друг против друга в вагонном купе, там вынуждены были сойти - железная дорога дальше лишь строилась, и до побережья предстояло добираться в экипаже. Князь направился было к дилижансу, но граф остановил его и показал на непривычное глазу сооружение, напоминающее поезд, только на обычной дороге.
- Раз уж мы в Англии, ваша светлость, отведаем вкус путешествия на местном механическом чуде.