Эпоха Корнея Чуковского

«Крокодил», первое произведение Чуковского для детей, написан в 1916 году, и на нем (как ни странно это звучит в отношении именно такого произведения) несомненно лежит печать времени: он полон иносказательности, намеков, зашифрованной сатиры. Конечно, Ваня Васильчиков пародиен с головы до ног — это тот псевдогерой, который в те годы, во время первой мировой войны, победно шествовал по страницам взрослых и детских журналов, совершая чудеса отваги и силы, как пресловутый Кузьма Крючков.

Историческая роль «Крокодила» в детской литературе известна и очень почтенна: прежде всего он высмеял старые штампы, по которым делались детские книги.

Все ликуют
И танцуют,
Ваню милого целуют, —
И из каждого двора
Слышно громкое «ура»:
Да здравствует Ваня Васильчиков!
И дать ему в награду
Сто фунтов винограду,
Сто фунтов мармеладу,
Сто фунтов шоколаду
И тысячу порций мороженого!

Разоблачительный характер этого «апофеоза» несомненен, воспитательный метод «кнута и пряника», так часто применявшийся дореволюционной детской литературой в России, высмеян с небывалой до того дерзостью. В этом заслуга «Крокодила». А для самого автора он явился открытием тех новых возможностей детской книжки, стихов для детей, которые К. Чуковский первый стал осуществлять уже в советское время.

Любопытно, что многие свои излюбленные приемы, о которых я говорила выше, Чуковский использует и в своих детских стихах, особенно любит он «нагнетание подробностей, событий». Откроем любую из его книжек: сколько сенсаций на небольшом пространстве бумаги!

Ехали медведи
На велосипеде.
А за ними кот
Задом наперед.
А за ним комарики
На воздушном шарике.
А за ними раки
На хромой собаке.
Волки на кобыле.
Львы в автомобиле.
Зайчики
в трамвайчике.
Жаба на метле.

(«Тараканище»)

Сколько событий в маленьком детском мире:

Одеяло
Убежало,
Улетела простыня,
И подушка,
Как лягушка,
Ускакала от меня.
Я за свечку,
Свечка — в печку!
Я за книжку,
Та — бежать
И вприпрыжку
Под кровать!

(«Мойдодыр»)

Какое невероятное веселье:

Ах, как весело, как весело шакал
На гитаре плясовую заиграл!
Даже бабочки уперлися в бока,
С комарами заплясали трепака.
Пляшут чижики и зайчики в лесах,
Пляшут раки, пляшут окуни в морях,
Пляшут в поле червячки и паучки,
Пляшут божий коровки и жучки.

(«Крокодил»)

Поистине чрезмерны и беды:

— Что такое? Неужели
Ваши дети заболели?
— Да-да-да! У них ангина,
Скарлатина, холерина,
Дифтерит, аппендицит,
Малярия и бронхит!
Приходите же скорее,
Добрый доктор Айболит!

(«Айболит»)

В этом скоплении невероятностей, нелепиц, неожиданностей выражается характер преувеличения, свойственный писательской природе Корнея Чуковского, в которой есть много сходного с актерской.

Надо сказать, что даже статьи К. Чуковского производят большее впечатление, когда они читаются вслух, произносятся, — они словно созданы для эстрады. Недаром Корней Иванович с давних пор пользуется таким успехом как лектор, недаром он так хорош на радио и в телевидении. Что же говорить о его стихах и сказках? Их просто невозможно читать про себя, они требуют громкого чтения, живой интонационной экспрессии. Их слышишь, даже когда пробегаешь глазами по странице. А для детей они обязательно должны звучать. Недаром они предназначены для тех, кто еще не умеет читать, кому книжки читают вслух родители и воспитатели.

В этом громком звучании раскрываются те первостепенные достоинства детских стихов Чуковского, которых нельзя не почувствовать, если их слышишь.

Боюсь, что суровые критики детских книжек Чуковского (а их было немало), с которыми приходилось не раз сталкиваться в литературных спорах, читали его стихи про себя или оказались глуховаты и лишены чувства юмора.