Необходимо также отметить, что не менее трети лауреатов Нобелевской премии из стран Азии представляют не страны, откуда они родом, а США (двадцать семь американских лауреатов Нобелевской премии – иммигранты в первом поколении). В сегодняшнем мире, который становится все более глобальным, сам факт, что естественные науки говорят на одном языке и используют единую методологию, парадоксальным образом помог сгруппировать их в относительно небольшом количестве центров, обладающих необходимыми ресурсами для их развития. Эти центры находятся в основном в высокоразвитых и богатых странах, прежде всего в США. Если в “эпоху катастроф” талантливые ученые покидали Европу по политическим соображениям, то после 1945 года утечка мозгов из бедных стран в богатые была обусловлена экономическими причинами[192]
. Все это вполне естественно, поскольку с начала 1970‐х годов доля расходов развитых капиталистических стран на науку составляла три четверти общемировых расходов в этой области. Для сравнения: бедные (“развивающиеся”) страны тратили на науку не более 2–3 % (UN World Social Situation, 1989, p. 103).Но и в развитых странах научные центры располагались достаточно компактно. Это произошло отчасти из‐за концентрации ресурсов и исследователей, повышавшей эффективность научной деятельности, а отчасти – из‐за того, что широкое распространение высшего образования привело к формированию иерархии или, скорее, олигархии в академической среде. В 1950–1960‐е годы половина кандидатских диссертаций в США защищались в пятидесяти наиболее престижных университетах, куда последовательно стекались самые талантливые молодые ученые. В демократическом, популистском мире ученые, сконцентрированные в нескольких субсидируемых научных центрах, стали элитой. Ученые как вид тяготели к образованию групп, поскольку общение (“чтобы было с кем поговорить”) было важнейшей составляющей их деятельности. Со временем научная деятельность становилась все более непонятной для обычных людей. И они, в свою очередь, отчаянно пытались разобраться в проблемах современной науки. Для этого существовало огромное число научно-популярных работ (которые иногда писали даже крупные ученые). Интересно, что с ростом специализации уже сами исследователи требовали от специальных научных журналов не только изложения результатов, но и подробногоих объяснения.
Значение научных открытий для всех сфер человеческой деятельности в двадцатом веке очень велико. Но фундаментальная наука, т. е. знание, не выводимое из непосредственного опыта и не подлежащее использованию и пониманию без долгих лет обучения (завершающегося эзотерической аспирантурой), до конца девятнадцатого века не имела широкого практического применения. При этом уже в семнадцатом веке физика и математика руководили инженерной мыслью. К середине Викторианской эпохи работа промышленности и средств связи опиралась на открытия в области химии и электричества конца восемнадцатого и начала девятнадцатого века. Профессиональные научные исследования уже тогда считались необходимым условием развития новых технологий. Словом, в девятнадцатом веке основанные на научных знаниях технологии уже лежали в основе буржуазного мира, хотя практики того времени не очень хорошо представляли себе, как использовать передовые научные теории – разве что при случае превратить в идеологию. Именно так произошло в восемнадцатом веке с Ньютоном и с Дарвином – в девятнадцатом. При этом во многих сферах своей деятельности человек все еще руководствовался только опытом, экспериментом, навыками, развитым здравым смыслом и в лучшем случае распространенными знаниями о передовых на тот момент научных методах и технологиях. Так обстояли дела в сельском хозяйстве, строительстве и медицине, а также во многих других областях деятельности, обеспечивавших человека всем необходимым или предметами роскоши.
Но в последней трети девятнадцатого века начались перемены. В “век империи” начинают проступать очертания не только современных высоких технологий – взять хотя бы автомобили, самолеты, радио и кино, – но и современных научных теорий: теории относительности, квантовой теории и генетики. Более того, в самых эзотерических, революционных научных открытиях увидели возможность практического применения. Примером тому служат такие изобретения, как беспроводный телеграф или рентген, созданные благодаря научным открытиям конца девятнадцатого века. Но хотя фундаментальная наука “короткого двадцатого века” появилась еще до 1914 года и высокие технологии последующего столетия были в ней заложены, наука далеко не везде стала неотъемлемой частью повседневной жизни.