Так обстоят дела и сегодня, в конце тысячелетия. Как мы уже видели в главе 9, высокие технологии, основанные на результатах современных фундаментальных исследований, вызвали экономический бум второй половины двадцатого века – и не только в развитых странах. Без новейших открытий в генетике Индия и Индонезия не сумели бы обеспечить продуктами питания быстро растущее население своих стран. К концу двадцатого века биотехнологии стали играть важную роль в сельском хозяйстве и медицине. Научные открытия и теории, лежащие в основе подобных технологий, бесконечно далеки от мира обывателя в любой, даже самой прогрессивной, развитой стране. Едва ли несколько десятков или в лучшем случае сотен человек на всем земном шаре могли бы изначально предположить, что эти открытия применимы на практике. Когда в 1938 году немецкий физик Отто Ган открыл деление атомного ядра, даже наиболее сведущие в этой области ученые, в частности великий Нильс Бор (1885–1962), сомневались, что этому может быть практическое применение в мирное или военное время – по крайней мере, в ближайшем будущем. И если бы физики, догадавшиеся, как использовать деление ядра, не поделились своими соображениями с военными и политиками, те так и остались бы в неведении. Ведь чтобы понять значение этого открытия, требовалось пройти университетский курс физики, а для политиков это маловероятно. Знаменитая работа Алана Тьюринга 1935 года, заложившая основы современной компьютерной теории, по сути являлась умозрительным исследованием по математической логике. В годы Второй мировой войны Тьюринг и некоторые другие ученые сумели извлечь практическую пользу из этой теории, применив ее для дешифровки. Но когда работа Тьюринга была опубликована, ее прочитало всего несколько математиков и никто не обратил на нее внимание. Даже в своем собственном колледже этот неуклюжий бледный гений, в то время младший научный сотрудник и любитель оздоровительных пробежек (после своей смерти Тьюринг стал культовой фигурой в гомосексуальной среде), не пользовался особым уважением – по крайней мере, я ничего такого не припомню[193]
. Но даже в тех случаях, когда ученые решали проблемы общемирового значения, только горстка интеллектуалов могла разобраться в сути того, что они делали. В частности, автор этой книги работал в Кембридже в то время, когда Крик и Уотсон занимались расшифровкой структуры ДНК (двойной спирали). Это открытие было немедленно признано одним из наиболее значительных научных прорывов двадцатого века. И хотя я был лично знаком с Криком, ни я, ни большинство других сотрудников Кембриджа и не подозревали об этих невероятных исследованиях. А между тем открытие вызревало всего в нескольких десятках метров от нашего колледжа, в лабораториях, мимо которых мы с коллегами ходили каждый день, и в пабах, где мы пили пиво. И дело даже не в том, что нас не интересовали подобные проблемы. Просто те, кто этим занимался, не считали нужным нам о них рассказывать. Ведь мы ничем не могли им помочь и даже не сумели бы правильно оценить их трудности.Тем не менее во второй половине двадцатого века самые сложные и непостижимые научные открытия практически сразу превращались в технологии. В частности, изобретение транзистора (1948 год) явилось побочным продуктом исследований в области физики твердого тела, а точнее электромагнитных свойств анизотропных кристаллов (через восемь лет исследователи получили Нобелевскую премию по физике). Лазер (1960) появился не в результате исследований по оптике, а в процессе работы над созданием вибраций молекул в резонансе с электрическим полем (Bernal, 1967, р. 563). Создатели лазера в свою очередь получили Нобелевские премии по физике, так же как и – с большим опозданием – советский ученый (работавший также в Кембридже) Петр Капица (1978). Капице была присуждена Нобелевская премия за исследования в области низкотемпературной сверхпроводимости. Во время Второй мировой войны американцы и англичане поняли, что значительная концентрация ресурсов может в рекордно короткие сроки решить самые сложные технологические проблемы[194]
. После войны это переросло в соперничество высоких технологий – какими бы дорогостоящими ни были подобные проекты. Соперничество велось прежде всего в военной сфере, а также в некоторых других областях, повышавших национальный престиж (в частности, в сфере космических исследований). Это в свою очередь ускорило претворение лабораторной науки в технологии, которые зачастую имели огромный потенциал для использования в повседневной жизни. Хороший пример такого ускорения – лазеры. Они появились в 1960 году в результате лабораторных исследований, а уже к началу 1980‐х началась продажа компакт-дисков. Биотехнологии развивались еще быстрее. Технология создания рекомбинантной ДНК, т. е. комбинирования генов одного вида с генами другого вида, было впервые опробована на практике в 1973 году. Менее чем через двадцать лет биотехнологии превратились в самую финансируемую область медицины и сельского хозяйства.