Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век (1914-1991)

Самая жесточайшая циклическая депрессия рано или поздно заканчивается, и после 1932 года стали все заметнее признаки того, что худшее уже позади. И действительно, экономика некоторых стран стремительно развивалась. Япония и, на более скромном уровне, Швеция, к концу 1930-х годов почти удвоили уровень производства по сравнению с докризисным. К1938 году производство в Германии (в отличие от Италии) выросло на 25% по сравнению с 1929 годом. Даже самые инертные экономики, такие как британская, выказывали многочисленные признаки оживления. Тем не менее ожидаемого быстрого подъема не произошло. Мир по-прежнему пребывал в депрессии. Это наиболее ярко проявлялось на примере СШ^—самой мощной из экономических систем. Всевозможные попытки стимулировать экономику, предпринятые в период «нового курса» президента Ф. Д. Рузвельта (иногда весьма противоречивые), не оправдали надежд. В 1937—1938 годах наметившийся подъем вновь был прерван кризисом, хотя и гораздо менее драматичным, чем крах 1929 года. Ведущая отрасль американской промышленности—автомобильное производство—так и не смогла достичь своего пика 1929 года, хотя в 1938 году несколько превосходила уровень 1920 года (Historical Statistics, tt, p. 716). Оглядываясь назад из i99Q-^x годов, мы не можем не поражаться пессимизму тогдашних ученых-экономистов. Талантливым и знающим экономистам будущее предоставленного самому себе капитализма виделось как постоянная стагнация. Этот взгляд, представленный Кейнсом в памфлете, направленном против Версальского мирного договора, как и следовало ожидать, стал популярен в СШ^ после депрессии. Но разве любая развитая экономика не обречена на стагнацию? Как сказал сторонник еще одного пессимистического прогноза развития капитализма австрийский экономист Шумпетер, «В любой продолжительный период экономического нездоровья экономисты, поддающиеся настроениям своего времени, предлагают теории, в которых доказывается, что депрессия—это надолго» (Shumpeter, i954,p-1*72). Может быть, будущие историки, оглядываясь назад на последнюю четверть двадцатого века, будут так же поражены упорным нежеланием людей, живших

Погружение в экономическую пропасть 115

в i97O-e и igSo-e годы, задумываться о возможности нового спада мировой капиталистической экономики.

Итак, мрачные предчувствия преобладали, несмотря на тот факт, что 1930-е годы стали десятилетием значительного технического прогресса в промышленности, например в производстве пластмасс. Кроме того, межвоенные годы явились периодом огромных достижений (по крайней мере в англосаксонском мире) в области развлечений, а также в области, позднее названной «средствами массовой информации». Массовое распространение получили радио и кино, не говоря уже об изобретении современной глубокой печати для иллюстрированных изданий (см. главу 6). Вряд ли стоит удивляться, что в мрачных серых городах, где царила массовая безработица, словно сказочные дворцы начали вырастать огромные кинотеатры: билеты в кино стоили дешево, а самые молодые, как и самые старые, их обитатели, которых в наибольшей степени затронула безработица (так случалось и впоследствии), имели много свободного времени. Кстати, как заметили социологи, во время депрессии жены и мужья с большей охотой, чем раньше, совместно проводили свой досуг (Stouffer, Lazarsfeid, p. 55, 9?)-III

Великая депрессия утвердила интеллигенцию, политиков и обычных граждан в мысли, что в мире, в котором они живут, что-то в корне неправильно. Однако тех, кто знал, как это исправить, было очень мало среди власть имущих, которые пытались прокладывать курс с помощью старых навигационных инструментов светского либерализма или традиционной религии, используя карты девятнадцатого века, которым нельзя было больше доверять. Разве могли заслуживать доверия экономисты, даже самые выдающиеся, доказывавшие с большой убедительностью, что депрессия (которую они пережили и сами) не могла случиться в правильно руководимом рыночном обществе? Поскольку, утверждали они, в этом обществе (в соответствии с экономическим законом, названным в честь одного француза, жившего в начале девятнадцатого века) невозможно перепроизводство вследствие того, что оно может само себя корректировать. В1933 году, например, было не так просто поверить, что там, где потребительский спрос и, следовательно, потребление падают, процентная ставка снижается именно в той мере, которая необходима для стимулирования инвестиций, т. е. таким образом, чтобы возросшая потребность в них полностью закрыла брешь, образовавшуюся в результате уменьшившегося потребительского спроса. Однако в условиях стремительного роста безработицы люди (в отличие от британского министерства финансов) не особенно верили в то, что общественные работы уве-110 «Эпоха катастроф»