Эпоха лишних смыслов

– Именно. Сначала к нему съездили, потом… Потом я читала роман. Потом закрыли с утра. И пили весь день.

Гамов помолчал. Через мгновение сказал задумчиво, глядя мне прямо в глаза:

– Я думал, у вас что-то с Германом было.

Я расхохоталась от души. Даже в том состоянии, в котором мы находились двое суток, подобные мысли нас не посещали.

– А пили-то почему?

– С Лешкой рассталась, вот и пили.

Я дернула руку на себя, впрочем, безуспешно.

– Пойдем работать, Макс.

– Ты рассталась с Лешкой? – Он будто и не слышал предыдущей фразы.

– Ага. А тебя надо поздравить, так что вечером нальешь мне. Заодно и опохмелюсь.

Я перешагнула порог кабинета и некстати подумала о том, что мы взаправду закрывали реальность. Ту, в которой жена Макса носила его ребенка, ту, в которой папа бросил нас с мамой… Самую отвратительную реальность из всех.

Гамов мешкал в коридоре, и мне было неинтересно почему.

Глава 13

Я третий раз набирала непослушными с мороза пальцами код – и третий раз ошибалась. Клавиши домофона напоследок обожгли руку металлическим холодом, и я чуть было не расплакалась, испытав совершенно непонятное отчаяние. Нужно было сделать глубокий вдох, собраться – и просто набрать цифру за цифрой, вообще ни о чем не думая. Вместо этого очень хотелось зарыться в сугроб и пролежать там всю оставшуюся жизнь.

Раздался писк, дверь открылась сама, и я взлетела по ступеням на третий этаж, даже не посмотрев на своего спасителя. В висках мигренью билось одно-единственное слово, не слышанное мной уже очень давно, и я откровенно паниковала.

Одиночество – то самое, настоящее, пронизывающее. Когда не нужен никому, кроме себя. Я сползла по входной двери вниз. В квартире было темно и на удивление тихо. Да и то, как сказать, насчет себя вопрос тоже весьма спорный. Самодостаточность – конечно, хорошо, но первые два года в Москве меня спасало только количество пар, пять в день. А потом появился Лешка, вместе с ним – секс и ощущение, что хотя бы один человек без тебя точно умрет, часа не протянет. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы выстроить стену, прочную такую перегородку между собой и космосом, остатки которой в данный момент уносило в разные стороны на невероятных скоростях.

Я нащупала в кармане куртки телефон и, колеблясь, набрала номер Геры. Ответили мгновенно.

– Ты как?

– Все в порядке, – отозвалась я.

На заднем плане играла музыка и смеялась какая-то женщина. Хрипотца, тональность… Come stai, Olivia? Sto bene, grazie[8]. Сердце мгновенно утонуло в чем-то, по ощущениям напоминавшем серную кислоту.

– Развлекайся. – Слово едва удалось столкнуть с языка. – Серьезно, хорошего вечера, хотела проверить, как ты.

– Да все отлично. Давай я тебе после перезвоню?

– Нет, Гер, у меня тоже планы, в конце концов, кто был самой популярной студенткой истфака, как думаешь? Конечно, я! Так что побегу причесываться.

Ни одна из сказанных фраз не выдерживала и самой отдаленной критики, но я надеялась, что общество Кати несколько отвлечет беспокойный ум моего заклятого коллеги.

– Договорились, Оливин. Хорошего вечера.

В голосе слышалась улыбка, и я ничего не смогла этому противопоставить, просто нажала на «отбой».

Жить на мгновение захотелось сильнее, но тут же – расхотелось вовсе. Гера на свидании, у Гамова… Я отшвырнула телефон в сторону. Судя по треску, ему досталось, верно, угодил в кирпичную кладку стены.

«У Гамова будет ребенок», – проговорила я мысленно, вспомнила улыбающуюся Риту, веселого Лешку и чуть не отключилась на месте. Уличные фонари расчерчивали огромную гостиную квадратами, и впервые в жизни я, оглушенная, не могла понять, зачем мне все это: квартира в центре Москвы, приличная сумма на счету Розы Оливинской, дизайнерские шмотки, платье «Прада». Я схватилась за голову и с силой потянула вниз пряди. Вспомнила Гамова, спросила себя, каково это, прикасаться к нему, ведь ты же писатель, детка, можешь представить все на свете, и на мгновение действительно вообразила. Будто с ног до головы кипятком окатило, и тогда я стала говорить вслух, не задумываясь о смысле. Отпустило довольно быстро, и я сделала глубокий вдох. Встала, медленно прошла в спальню, открыла дверцы шкафа – вот так сюрприз, Лешкиных вещей как не бывало – достала платье, купленное Гамовым, и замерла с ним в руках, не зная, что делать. То ли разрезать по швам, то ли просто выбросить.

Разразившийся трелью телефон перепугал меня до смерти. Я швырнула платье на аккуратно застеленную кровать – неужели сегодня приходил, мерзавец? – и пошла за мобильником.

Звонило родное издательство.

– Госпожа Оливинская, – обратилось оно ко мне приятным мужским голосом. – Срочно нужна ваша помощь.

«Не якшаться с холопами», – всплыла откуда-то ужасно некрасивая фраза, и лишь мгновением позже я нашла ее корни: пятнадцатилетие в Лондоне, подружка из такой же богатой, но совсем русской семьи.

Захотелось немедля залезть под душ. Или хотя бы «глок» в руки и чуточку удачи.

– Госпожа Оливинская?

– Да, слушаю.

– Дело в том, что один из наших авторов должен был…

– Не я?