Эпоха Михаила Федоровича Романова

«От мошек перейдем к саранче. Я видел, как бич сей терзал Украйну в продолжение нескольких лет сряду, особенно в 1645 и 1646 годах. Саранча летит не тысячами, не миллионами, но тучами, занимая пространство на пять или на шесть миль в длину и на две или на три мили в ширину. Приносимая на Украйну почти ежегодно из Татарии, Черкесии и пр. восточным или юговосточным ветром, она пожирает хлеб еще на корню и траву на лугах; где тучи ее остановятся для отдохновения, там через два часа не остается ни былинки, и дороговизна на съестные припасы бывает ужасная». Бедствие это особенно увеличивается в том случае, когда саранча не пропадает до осени и успевает в октябре месяце положить в земле до 300 яиц каждая; тогда на следующую весну выводится страшное ее количество, если во время вывода не пойдут дожди. «Полет ее лучше всего сравнить со снежными хлопьями, рассыпаемыми вьюгою во все стороны. В это время исчезает свет солнца и небо покрывается как будто мрачными облаками».

Такими же темными красками изображается зимняя украинская стужа:

«Хотя Украина лежит под одинаковою широтою с Нормандией, однако стужа в ней суровее и с некоторого времени не только жители, особенно люди военные, но даже кони и вообще вьючный скот не в силах переносить холода нестерпимого». «Кто пустится в дорогу на коне или в повозке, но не возьмет необходимых предосторожностей, худо оденется, тот сперва отмораживает оконечности рук и ног, потом нечувствительно самые члены и мало-помалу впадает в забытье или в дремоту. Если не постараетесь прогнать сон и заснете, то никогда уже не пробудитесь». Всадники отмораживают под бронею живот; после страдают нестерпимыми коликами, «и жалуются, что внутренности их как будто раздираются». «В 1646 году, когда польская армия вступила в Московские пределы, чтобы загородить обратный путь татарам и освободить плененных ими жителей, жестокая стужа принудила нас сняться с лагеря: мы потеряли более 2000 человек, из коих многие погибли мучительною смертию, другие воротились калеками. Лошадей во время похода пало от холода более тысячи». «Стужа бывает еще опаснее для того, кто не употребляет горячей пищи и питья и не следует примеру украинцев, которые три раза в день едят род похлебки из горячего пива с маслом, перцем и хлебом и тем предохраняют свою внутренность от холода».[27]

Теперь взглянем на дальнейшие успехи еврейского элемента среди русского населения.

В истории XVI века мы видели, какими путями и как неуклонно перебиралось из Польши и распространялось по Западной и Юго-Западной Руси еврейство, как оно в качестве откупщиков и арендаторов постепенно захватывало в свои цепкие руки народные подати, повинности, промыслы и торговые статьи. В эпоху, о которой теперь идет речь, т. е. в первую половину XVII века, размножение еврейства и экономическое порабощение коренного народа, как и следовало ожидать, только преуспевают и преодолевают все препятствия. Это, энергичное в деле высасывания народных соков, племя пользуется мягкостию славянской натуры, распущенностию и подкупностию чиновничества, взаимною неприязнию сословий и целых народностей — словом, всеми возможными способами для того, чтобы обходить направленные против него постановления, острым клином врезаться в организм Речи Посполитой, засесть камнем в его желудке, совершенно подточить средние торгово-промышленные классы и необоримою стеною встать между высшими и низшими слоями населения. Тороватые польские и ополяченные паны находили у еврейских ростовщиков всегда готовый кредит для своих непроизводительных расходов, а потому, естественно, оказывали всякое покровительство повсеместному распространению еврейства и его стремлению к захвату арендных статей. Паны и шляхта охотно отдавали еврею свои имения в аренду; ибо никто более его не вносил им арендной платы, никто не обеспечивал им больших доходов и не избавлял их так от всяких хлопот по управлению и хозяйству. Таким образом еврей в одно и то же время удовлетворял и жадности, и лени польского пана. Впоследствии привычка пользоваться услугами ловкого, сметливого еврея внедрилась до такой степени, что польский пан без еврея-арендатора или без еврея-фактора сделался немыслим. А панам в этом случае стала подражать и вся имущая шляхта.

Разумеется, давая высокую арендную плату за имение, еврей, в свою очередь, старался с лихвою выжать ее из крестьян, всеми способами умножал их повинности, увеличивал поборы, вообще вел самое хищническое хозяйство и сильно угнетал сельское население. Отсюда сложились известные латинские вирши, назвавшие Речь Посполитую шляхетским небом, еврейским раем и крестьянским адом (Clarum regnum Polonorum — Est coelum Nobiliorum — Paradisus Judaeorum — Et infernus rusticorum).