Опыт Дайе – это всего лишь одна из иллюстраций самоподдерживающегося характера патологического разделения знания и неподъемного бремени, которое ложится на людей, пытающихся оспорить его несправедливость. Дайе – активист, и его целью было не только получить доступ к данным, но и задокументировать трудность и даже абсурдность этого начинания. Учитывая эти реалии, он предполагает, что правила защиты данных сопоставимы с законами о свободе информации. Процедуры запроса и получения информации в соответствии с этими законами несовершенны и обременительны, и, как правило, их задействуют юристы, но тем не менее они необходимы для демократической свободы[1226]
. Несмотря на то что для эффективного оспаривания потребуются решительные личности, один человек не сможет вынести бремя справедливости, так же как отдельный работник в первые годы XX века не мог нести бремя борьбы за справедливую заработную плату и условия труда. Эти проблемы XX века требовали коллективных действий, и сегодняшние требуют того же[1227].Антрополог Лора Нейдер, рассуждая о «жизни закона», напоминает нам, что закон предусматривает «возможность демократического расширения прав и возможностей», но что эта возможность осуществляется только тогда, когда граждане активно оспаривают несправедливость, используя закон как средство достижения высших целей. «Жизнь закона – в истце», – пишет Надер, и мы видели, что эту истину воплощают в жизнь граждане Испании, заявившие о своем праве на забвение. «Место закона в историческом процессе определяется тогда, когда истцы и их адвокаты оспаривают с помощью закона совершенную по отношению к ним несправедливость»[1228]
. И истцов не следует рассматривать в изоляции; они выступают от имени гражданского коллектива как необходимого средства противодействия коллективной несправедливости.Это возвращает нас к GDPR и вопросу об его потенциальной роли. Единственно возможный ответ – что все зависит от того, как европейские общества будут интерпретировать новый режим регулирования в процессе законотворчества и в судах. На эти интерпретации повлияют не формулировки норм, а народные движения на местах. Столетие назад рабочие сорганизовались для коллективных действий и в конечном итоге склонили чашу весов в свою пользу, и сегодняшние «пользователи» должны будут мобилизоваться по-новому, так, чтобы это отражало наши собственные уникальные «условия существования» в XXI веке. Нам нужны синтетические декларации, которые закреплены в новых центрах демократической власти, экспертизы и конкуренции, которые бросают вызов сегодняшней асимметрии знания и власти. Если мы в конечном итоге сумеем заменить беззаконие законами, утверждающими право на святилище и право на жизнь в будущем времени как необходимые для эффективной человеческой жизни, то нам не обойтись без коллективных действий такого рода.
Уже различимо рождение нового понимания важности коллективных действий, по крайней мере в сфере приватности. Один из примеров – некоммерческая организация «Не ваше дело» (None of Your Business, NOYB) во главе с активным защитником приватности Максом Шремсом. После многих лет юридической борьбы в 2015 году Шремс вошел в историю, когда его вызов практикам сбора и хранения данных в Facebook – которые, как он утверждал, нарушают законодательство ЕС о неприкосновенности частной жизни – привел к тому, что Суд Европейского союза признал недействительным соглашение о «Безопасной гавани» (Safe Harbor), регулировавшее обмен данными между США и ЕС. В 2018 году Шремс запустил NOYB в качестве средства «профессиональной помощи в обеспечении приватности». Идея была в том, чтобы подталкивать регулирующие органы к сокращению разрыва между писаными нормативными актами и реальной корпоративной практикой в области приватности, используя угрозу значительных штрафов для изменения действующих в какой-либо компании процедур. NOYB хочет стать «стабильной европейской правоприменительной платформой», которая объединяет группы пользователей и помогает им в процессе судебного разбирательства, создавая коалиции и продвигая «специально отобранные и стратегически важные судебные процессы ради максимизации воздействия „на право на частную жизнь“»[1229]
. Как бы ни сложилась судьба этого начинания, для нас ключевой момент – то, как оно указывает на социальную пустоту, которая должна быть заполнена новыми творческими формами коллективных действий, если жизнь закона обернется против надзорного капитализма.