Читаем Эпоха нервозности. Германия от Бисмарка до Гитлера полностью

Глазами доктора: несчетное богатство историй пациентов

Если излагать историю медицины как социальную историю, нужно видеть ее не только глазами врача, но и глазами пациента. Однако если это и делается, то, как правило, история болезни не выходит за рамки медицинского дискурса. Господствует мнение, что из-за нехватки источников вообще нет пути по ту или иную сторону этого дискурса. Истории болезней в качестве источника ученые до сих пор предпочитают избегать[80]. В одной из очень немногих работ, где эти документы использовались как источник, труд с ними называют «геркулесовым» (см. примеч. 1); постоянно утверждается, что эти документы отражают лишь точку зрения врачей и возвращают нас в медицинский дискурс.

В случае неврастении добавляется еще одна сложность – не так легко собрать достаточное количество ее «историй». Наиболее доступны документы государственных психиатрических лечебниц. Но неврастеников, как правило, там было мало: около 1905 года в Германии их доля составляла 5,65 % от общего числа пациентов этих клиник. Неврастеники лечились прежде всего в частных неврологических лечебницах, а их документы зачастую утеряны. Тем не менее постепенно я собрал – часто мне помогал случай – обширную источниковую базу из историй болезни. Это документы различных заведений с различными региональными и социальными охватами: тут и государственные лечебницы, и частные, и психбольницы, и курортные заведения. Речь идет о неврологической клинике Карла Бонхёфера в Берлине, бывшем Дальдорфе, классической психбольнице; неврологическом отделении Шарите, в отапливаемом подвале которого были складированы штабеля неразобранных документов до 1914 года; гессенская психиатрическая лечебница Айхберг, документы которой лежат в государственном архиве Висбадена и даже рассортированы по диагнозам; франкфуртская нервная клиника, бывший Аффенштайн, в становлении которой сыграл большую роль Генрих Гофман[81]; дом «Бетезда» в Бетеле; санаторий Бинсвангера Бельвю в Кройцлингене на швейцарском берегу Боденского озера, документы которого впоследствии оказались в Тюбингене. Наконец, санаторий доктора фон Эренвалля в Арвайлере на Рейне, который, как, пожалуй, ни одна другая подобная клиника, до сих пор сохранил характер времен кайзеровской Германии.

Особенно богаты оказались архивы Бельвю и Арвайлера. В обоих заведениях «расцвет» неврастении относится к периоду между 1890 и 1910 годами. В Кройцлингене «неврастения» встречается за это время 73 раза как диагноз при поступлении больного и 283 раза как диагноз при выписке: будто лечебницы сами производили неврастеников. В заведении Эренвалля между 1898 и 1909 годами лечились 210 неврастеников (см. примеч. 2). Несмотря на частотность, неврастения не производит впечатления того рутинного диагноза, который ставится в затруднительных случаях: когда врачи действительно находились в замешательстве, они отказывались от наименований. При всем сходстве этих заведений между ними было серьезное отличие – Эренвалль состоял в тесном контакте с семьями рейнско-вестфальской бизнес-буржуазии, в то время как у Бинсвангера тон задавала скорее образованная буржуазия. Около 1900 года в Бельвю комната на одного человека с врачебным сопровождением стоила 12 марок в сутки. В Арвайлере цены были выше и варьировались в зависимости от уровня комфорта. Ни в том ни в другом заведении не придерживались какого-либо единого учения, которое определяло бы все вплоть до повседневного быта заведения. Психиатрическое образование доктора Эренвалля, видимо, было отрывочным, сам он много путешествовал, а заправляла всем его жена. В 1907 году ведущий врач Курелла, специалист по электротерапии, устроил бунт против правления этой дамы, и этим конфликтом, при котором обе стороны обвиняли друг друга в нервозности и психических болезнях, занималось даже правительство в Кобленце (см. примеч. 3). Тем не менее эта лечебница была благополучнее многих других санаториев. Она славилась хорошей кухней и знаменитыми арскими винами, причем даже тогда, когда психиатры начали активно переходить на сторону борцов с алкоголизмом.

По сравнению с днем сегодняшним документы пациентов конца XIX – начала XX веков имеют очень важные для историка достоинства. С одной стороны, бюрократизация в деятельности клиник уже настолько продвинулась, что они производили большую массу бумаг. С другой стороны, психиатрия еще не достигла профессионального уровня, и в этих бумагах отражен далеко не только «взгляд врача». Неврология и психиатрия располагали тогда лишь весьма ограниченным специальным жаргоном, и даже немногие уже сложившиеся термины на практике применялись с большой осторожностью. В 1908 году Огюст Анри Форель[82] жаловался, что психологическая и неврологическая терминология «впала в такое состояние, что всякое описание выглядит издевательством».

Перейти на страницу:

Все книги серии Исследования культуры

Культурные ценности
Культурные ценности

Культурные ценности представляют собой особый объект правового регулирования в силу своей двойственной природы: с одной стороны – это уникальные и незаменимые произведения искусства, с другой – это привлекательный объект инвестирования. Двойственная природа культурных ценностей порождает ряд теоретических и практических вопросов, рассмотренных и проанализированных в настоящей монографии: вопрос правового регулирования и нормативного закрепления культурных ценностей в системе права; проблема соотношения публичных и частных интересов участников международного оборота культурных ценностей; проблемы формирования и заключения типовых контрактов в отношении культурных ценностей; вопрос выбора оптимального способа разрешения споров в сфере международного оборота культурных ценностей.Рекомендуется практикующим юристам, студентам юридических факультетов, бизнесменам, а также частным инвесторам, интересующимся особенностями инвестирования на арт-рынке.

Василиса Олеговна Нешатаева

Юриспруденция
Коллективная чувственность
Коллективная чувственность

Эта книга посвящена антропологическому анализу феномена русского левого авангарда, представленного прежде всего произведениями конструктивистов, производственников и фактографов, сосредоточившихся в 1920-х годах вокруг журналов «ЛЕФ» и «Новый ЛЕФ» и таких институтов, как ИНХУК, ВХУТЕМАС и ГАХН. Левый авангард понимается нами как саморефлектирующая социально-антропологическая практика, нимало не теряющая в своих художественных достоинствах из-за сознательного обращения своих протагонистов к решению политических и бытовых проблем народа, получившего в начале прошлого века возможность социального освобождения. Мы обращаемся с соответствующими интердисциплинарными инструментами анализа к таким разным фигурам, как Андрей Белый и Андрей Платонов, Николай Евреинов и Дзига Вертов, Густав Шпет, Борис Арватов и др. Объединяет столь различных авторов открытие в их произведениях особого слоя чувственности и альтернативной буржуазно-индивидуалистической структуры бессознательного, которые описываются нами провокативным понятием «коллективная чувственность». Коллективность означает здесь не внешнюю социальную организацию, а имманентный строй образов соответствующих художественных произведений-вещей, позволяющий им одновременно выступать полезными и целесообразными, удобными и эстетически безупречными.Книга адресована широкому кругу гуманитариев – специалистам по философии литературы и искусства, компаративистам, художникам.

Игорь Михайлович Чубаров

Культурология
Постыдное удовольствие
Постыдное удовольствие

До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой. Где это возможно, опираясь на методологию философов – марксистов Славоя Жижека и Фредрика Джеймисона, автор политико-философски прочитывает современный американский кинематограф и некоторые мультсериалы. На конкретных примерах автор выясняет, как работают идеологии в большом голливудском кино: радикализм, консерватизм, патриотизм, либерализм и феминизм. Также в книге на примерах американского кинематографа прослеживается переход от эпохи модерна к постмодерну и отмечается, каким образом в эру постмодерна некоторые низкие жанры и феномены, не будучи массовыми в 1970-х, вдруг стали мейнстримными.Книга будет интересна молодым философам, политологам, культурологам, киноведам и всем тем, кому важно не только смотреть массовое кино, но и размышлять о нем. Текст окажется полезным главным образом для тех, кто со стыдом или без него наслаждается массовой культурой. Прочтение этой книги поможет найти интеллектуальные оправдания вашим постыдным удовольствиям.

Александр Владимирович Павлов , Александр В. Павлов

Кино / Культурология / Образование и наука
Спор о Платоне
Спор о Платоне

Интеллектуальное сообщество, сложившееся вокруг немецкого поэта Штефана Георге (1868–1933), сыграло весьма важную роль в истории идей рубежа веков и первой трети XX столетия. Воздействие «Круга Георге» простирается далеко за пределы собственно поэтики или литературы и затрагивает историю, педагогику, философию, экономику. Своебразное георгеанское толкование политики влилось в жизнестроительный проект целого поколения накануне нацистской катастрофы. Одной из ключевых моделей Круга была платоновская Академия, а сам Георге трактовался как «Платон сегодня». Платону георгеанцы посвятили целый ряд книг, статей, переводов, призванных конкурировать с университетским платоноведением. Как оно реагировало на эту странную столь неакадемическую академию? Монография М. Маяцкого, опирающаяся на опубликованные и архивные материалы, посвящена этому аспекту деятельности Круга Георге и анализу его влияния на науку о Платоне.Автор книги – М.А. Маяцкий, PhD, профессор отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ.

Михаил Александрович Маяцкий

Философия

Похожие книги

Философия символических форм. Том 1. Язык
Философия символических форм. Том 1. Язык

Э. Кассирер (1874–1945) — немецкий философ — неокантианец. Его главным трудом стала «Философия символических форм» (1923–1929). Это выдающееся философское произведение представляет собой ряд взаимосвязанных исторических и систематических исследований, посвященных языку, мифу, религии и научному познанию, которые продолжают и развивают основные идеи предшествующих работ Кассирера. Общим понятием для него становится уже не «познание», а «дух», отождествляемый с «духовной культурой» и «культурой» в целом в противоположность «природе». Средство, с помощью которого происходит всякое оформление духа, Кассирер находит в знаке, символе, или «символической форме». В «символической функции», полагает Кассирер, открывается сама сущность человеческого сознания — его способность существовать через синтез противоположностей.Смысл исторического процесса Кассирер видит в «самоосвобождении человека», задачу же философии культуры — в выявлении инвариантных структур, остающихся неизменными в ходе исторического развития.

Эрнст Кассирер

Культурология / Философия / Образование и наука