Эпоха «остранения». Русский формализм и современное гуманитарное знание

Singer W. Das Bild in uns: Vom Bild zur Wahrnehmung // Bildtheorien: Anthropologische und kulturelle Grundlagen des Visualistic Turn. Berlin, 2009. S. 104–106.

Striedter J. Literary Structure, Evolution, and Value: Russian Formalism and Czech Struc-turalism Reconsidered. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1989.

Trautmann-Waller С., Maigné C. Formalismes esthétiques et héritage herbartien: Vienne, Prague, Moscou. Hildesheim; Zurich; New York, 2009.

Tschižewskij D. Wiedergeburt des Formalismus? In welcher Art? // Immanente Ästhetik. Ästhetische Reflexion. Lyrik als Paradigma der Moderne. München, 1966. S. 297–305.

Walzel O. Über analytische und synthetische Literaturforschung // Germanisch-romanisch Monatsschrift. Heidelberg, 1910. № 2. S. 257–274.

Walzel O. Gehalt und Gestalt im Kunstwerk des Dichters. Berlin, 1923.

Walzel O. Das Wortkunstwerk mittel seiner Erforschung. Darmstadt, 1968 [1-е изд., 1926].

Wölfflin H. Die antiken Triumphbogen in Italien: Eine Studie zur Entwicklungsgeschichte der römischen Architektur und ihr Verhältniss zur Renaissance // Repertorium für Kunstwissenschaft. 1893. Bd. 16. H. 1/2. S. 11–27.

Wölfflin H. Hans Cornelius, Elementargesetze der Bildenden Kunst // Repertorium für Kunstwissenschaft. 1909. Bd. 32. H. 4. S. 335–336.

Wölfflin H. Kunstgeschichtliche Grundbegriffe. Das Problem der Stilentwicklung in der neuren Kunst. Dresden, 1983 [1-е изд., 1915].

Whitney D. A General Theory of Visual Culture. Princeton; Oxford, 2011.

Wundt W. Völkerpsychologie. Leipzig, 1900. Bd. 1: Die Sprache.

«Точно ‹ли› немцы от нас отстали?»

Екатерина Дмитриева

Оскар Вальцель и Виктор Жирмунский (эпизод из истории русско-немецких научных связей)[52]

Вынесенная в слегка модифицированном виде в заголовок статьи цитата принадлежит, как легко догадаться, Б. М. Эйхенбауму, отражая его (и не его одного) наметившееся к середине 1920-х годов размежевание с «немецкой наукой», которой, в сущности, большинство русских формалистов были немало обязаны[53]. «Странное впечатление – точно немцы от нас отстали. Возятся с какими-то старыми, ненужными проблемами», записывает Эйхенбаум в дневнике 13 января 1925 года. И несколькими днями позже: «Как у них все иначе! „Эстетическое направление“ (Вальцель, Штрих, Гундольф)» (запись от 6 февраля 1925 года) [Эйхенбаум, 1987: 511].

Труды Оскара Вальцеля, первого из триады представителей так называемого эстетического направления, о которых упоминал Эйхенбаум, не принадлежали к числу наиболее часто вспоминаемых русскими формалистами, в особенности на первых порах. И, пожалуй, одним из немногих, кто не просто заинтересовался Вальцелем, не просто лично с ним подружился, но еще и увидел в нем единомышленника в полемике с собратьями по перу, был В. М. Жирмунский.

Избирательное сродство

С трудами Вальцеля Жирмунский знакомится, как он об этом позже писал в статье «Новейшие течения историко-литературной мысли в Германии»[54], еще в период своей первой заграничной командировки 1911–1913 годов. Испытав разочарование в состоянии преподавания истории литературы в немецких университетах, равно как и самой науки истории литературы с ее «исключительным господством филологических частностей, черновой работы собирания и регистрации мелких фактов» [Жирмунский, 1927: 5], то есть всего того, что и получило название немецкого позитивизма, Жирмунский выделяет – как знак «единичных протестов со стороны представителей молодого поколения» против подобного положения вещей – лишь двух исследователей: Р. Унгера и О. Вальцеля. Особенно подробно Жирмунский останавливается на статье Вальцеля «Анализ и синтез в литературе» («Analytische und synthetische Literaturforschung», 1910), в которой Вальцель отстаивал, в частности, принципы, положенные в основу его первой книги о романтизме («Deutsche Romantik»)[55]. Жирмунскому очевидно импонирует защита Вальцелем философско-исторического метода исследования романтического мировоззрения, противостоящего «мелочному филологическому анализу» старой школы, а также синтетический подход к истории литературы, при котором в качестве основных категорий в равной степени выступают как «идеи» и «жизненные проблемы», так и «формальные приемы» [Там же].