Эпоха «остранения». Русский формализм и современное гуманитарное знание

Я побывал у Виктора Борисовича дома в первый раз в феврале 1974 года. Я должен был передать какие-то книги от профессора Флорентийского университета Марии-Бьянки Лупорини-Галлинаро. Именно Виктор Борисович, узнав, что я занимался тогда поэтами-сатириконцами, сообщил мне телефон Н. И. Харджиева для консультации по теме «Маяковский и „Новый Сатирикон“». В течение моей стажировки с февраля 1975 года я бывал дома у Шкловского неоднократно – следует учесть, что он попросил меня перевести итальянский текст его вышеупомянутых «Divagazioni». Текст этих «Divagazioni», как уже сказано, теперь издан по-итальянски без учета следующей записки Виктора Борисовича, которую я передал тогда вместе с новым текстом профессору М. – Б. Лупорини-Галлинаро и где сказано:

Ил. 2

Вероятно я говорил устно и невнятно. Записано все было с трудом. Я написал новое выступление. Виктор Шкловский (см. ил. 2).

В результате новое выступление было издано в оригинале вместе с итальянским текстом «Divagazioni»[100]. О записке Виктора Борисовича и о том, что он не желал увидеть итальянский текст изданным, в публикации не сказано ни слова. Конечно, не исключаю, что плохое отношение к итальянскому тексту у Шкловского вызвано моим переводом студента четвертого курса. Но давайте сначала посмотрим поближе на текст «Divagazioni».

В статье выражено отношение Шкловского к современной структуралистской и семиотической критике. В частности, она касается Тартуской школы, понятия «структура», лингвистического анализа литературного текста и подлинного понимания искусства. Текст, на самом деле, представляет собой свободное чередование высказываний и цитат без очевидной упорядоченности. Вот самое начало:

Искусство можно рассматривать как в его динамизме, так и статичности. Все параболы Евангелия находятся в движении. ‹…›

Дальше о Достоевском:

Достоевский – мещанин и в то же время революционер.

И чуть ниже:

Чтобы понять Достоевского, надо понять, как всегда, когда мы приближаемся к автору, его мысль, его искусство изнутри. ‹…›

Далее следует критика структурализма:

Роман Якобсон и другие структуралисты, правда… достигли высокого уровня научной строгости, но в то же время потеряли некоторые фундаментальные ценности для понимания самого искусства. Литературу нельзя только понимать, ее надо также ощущать.

А о себе Шкловский добавляет:

Мой недостаток заключается в том, что я не академик; мое достоинство в том, что я – художник[101].

Затем идет экстравагантное размышление о Лотмане:

…вклад <апостола Павла> состоит в распространении и переводе религиозных текстов. Лотман – Павел, не Иоанн. Лотман – это остановка. ‹…›

A в противовес:

В творчестве Веселовского сосуществуют бред и искусство. Физик Ландау говорил, что время может двигаться также назад и если б это не было так, это противоречило бы природе. ‹…›

Работа Лотмана состоит в поисках ошибки, в восстановлении тех элементов, которые поверхностно, кажется, не входят в анализируемую им литературную систему. Лотман считает, – и в этом его ограниченность, – что литература, как искусство вообще, может трактоваться только как лингвистическое явление.

Отрицательное отношение к структурному подходу распространяется и на риторику:

Риторика, действительно, помогает изучению культуры. Но литературные явления не решаются только в терминах стилистики. Рассматривать «Декамерон» вне морали – это трусость[102].

И ниже: