Эпоха перемен (рассказ свидетеля Великого Распада)

Что-то в голове у меня кувыркнулось, бог знает почему, я представил себе толстую старуху со злым лицом, седыми патлами, выпуклыми, словно сливы, глазами, с папиросою во рту. Я отправился искать её, чтобы сообщить, что она поступает в моё полное распоряжение, разумеется, как хирургическая сестра. Едва я открыл двадцать девятый кабинет, как тотчас в него вошла женщина в белом халате, как две капли воды похожая на только что сложившийся в моей голове портрет.

–Вы Фаина Ивановна? – спросил я, совершенно уверенный в своей правоте, но она оборвала меня.

–Я Сара Абрамовна Каценфройнд, а Фаина Ивановна в реанимации. Как реанимационная сестра, разумеется. А вы из райкома?

–Нет, я назначен в ваше учреждение хирургом, – сказал я, отметив про себя, что моё ясновидение начало давать сбои.

–А! Ну-ну, – и она, достав пальцами с жёлтыми выпуклыми ногтями папиросу из пачки «Севера», задымила. – Идите, идите, – сказала она, увидев мою заминку, – я ничего не украду.

–Я не сомневаюсь, что вы ничего не украдёте, но…

–Впрочем, я хотела с вами посоветоваться. У меня в детском отделении подростки мужского и женского пола бегают друг к другу в палаты. Чтобы чего не вышло, я решила перевести их на постельный режим.

–О! – искренне удивился я.

–А чтобы режим соблюдался, я хотела бы снять со всех трусы. Как вы думаете, это можно?

–С точки зрения прав человека – едва ли.

–Вы думаете? Гм… Когда я была в Евпатории главным врачом санатория, я со всего корпуса снимала трусы. Кстати, вы бывали в Евпатории?

–Увы, кроме Средней Азии, нигде не был: Душанбе, Самарканд, Джетисай, Гулистан, Янгиер – слышали?

Она пропустила мой ответ и вопрос мимо ушей.

–Ах, Евпатория, Евпатория – голубая страна, обсыпанная ракушкой, песком и извёсткой. Там так медленно по небу едет луна, поскрипывая колёсами, как крымский татарин с повозкой…5 Кстати, вы слышали о судьбе крымских татар?

–Да я и сам в некотором роде крымский татарин.

–Да ну! А как ваша фамилия?

Я назвал. Она некоторое время тупо смотрела на меня своими сливовыми глазами. Наконец, до неё дошло:

–А, в этом смысле! Ну, идите, идите к своей Фаине Ивановне. Вам повезло – идеальная операционная сестра. И человек хороший. Я её искренне люблю, но предостерегаю вас: она секретарь больничного парткома, при ней – ни слова о политике, и ни в коем случае не говорите, что вы диссидент.

–Помилуйте, да разве я сказал вам, что я диссидент?

–Зачем же говорить – это и так видно.

Я засмеялся:

–Уверяю вас, почтенная Сара Абрамовна, вы сильно ошиблись: я не люблю диссидентов, ибо предвижу результаты их деятельности.

–Какие результаты?

–Плачевные, – ответил я, закрывая за ней дверь двадцать девятого кабинета. – Так где, вы говорите, реанимационное отделение?

–На втором этаже, прямо против лестничной клетки. Будьте осторожны, наша техничка Вера Степановна только что вымыла лестницу – не убейтесь.

Я пошёл по указанному адресу. В реанимационной палате над постелью больного склонились двое в белых халатах – мужчина и женщина. Я спросил разрешения войти и отрекомендовался.

–Главный анестезиолог Михаил Ив'aнов сын Похлёбкин, – подал мне руку мужчина.

Я немного стушевался от такого представления, но быстро овладел собой:

–А вы, если не ошибаюсь, Фаина Ивановна? – обратился я к женщине.

Она повернулась и посмотрела на меня. У неё были большие ярко-синие глаза.

–Маркс Владиленович сказал, что вы будете моей хирургической сестрой. Приказ он подпишет сегодня же.

–Хорошо, – сказала она просто. И голос её мне сразу понравился.

Ей было сорок три года, но кожа её была гладкой и упругой, как у ребёнка. Я вгляделся в её внутренние органы и невольно воскликнул про себя: «Вот это да!» – они были здоровыми и чистыми, как у восемнадцатилетней девушки.

Она лишь на мгновение отвлеклась на меня, и маленькими, проворными пальчиками ввела больному иглу в вену. Я увидел, что она профессионал высочайшей квалификации. Больной даже не вздрогнул. Впрочем, он был без сознания.

–Что с ним, – спросил я.

–Рак печени в четвёртой стадии. Вчера привезли из онкоцентра – диагноз полностью подтвердился. Отослали к нам умирать. Думаю, не больше трёх дней ему осталось, – сказал Похлёбкин. Фаина Ивановна отошла и встала за спинку кровати, на глаза её навернулись слёзы. «Вид страданий не очерствил её сердца», – отметил я про себя.

–Это редактор нашей районной газеты Аркадий Самсонович Фрукт, – сказал анестезиолог.

–Он очень, очень добрый человек, – всхлипнула Фаина Ивановна, – у него трое маленьких детей, – слёзы из её глаз чистыми струйками побежали по круглому лицу.

Такое искреннее, неподдельное горе произвело на меня самое сильное впечатление. Я взглянул на больного.

Выглядел он неважно: как говорится, краше в гроб кладут. Но что-то в его облике диссонировало со словом рак.

– Позвольте, – сказал я и, подойдя к постели умирающего, приподнял его рубашку.

Я увидел сильно увеличенную печень, но никакой опухоли не было. Не был больной и алкоголиком. Цирроз, но не алкогольный. Так что же? Какая удача, не может быть!