Эпоха Пятизонья

Было похоже, что он просто куда-то Костю посылает. Костя задумчиво постоял над ним. Я хоть и одиночка, подумал он, но не дурак, и решительно направился к выходу. Сейчас заеду за Лерой, и мы свалим к родителям в Кемерово, подальше отсюда, орешков поедим, думал он. Пойду работать в шахту. Буду жить, как все люди, от смены к смене, от зарплаты к зарплате. Буду получать свои кровные за физический труд, а не за болтологию, как у нас на телевидении. А главное, в тайге не будет никаких чертовых Зон. Пропади они пропадом. Так рассуждал он, преисполненный чувства самосохранения.

Вдруг дверь перед ним стремительно распахнулась, и на пороге, как дух, возник генерал-полковник Берлинский. Шинель на нем была расстегнула. Фуражка сидела набекрень. Большое лицо было помятым, а взгляд – отрешенным.

– Что, сынок, плохи дела?! – спросил он и быстро, как ветер, пронесся мимо Кости в комнату.

Вместе с собой он принес тревогу и неопределенность. Косте не оставалось ничего другого, как плестись следом. Было бы подло взять и сбежать. Несерьезно, не по-мужски, не по-сталкеровски. Все-таки родина в опасности и в лице генерала требовала уважения. Прежде всего надо было выяснить отношения, а потом уходить. Возьму и скажу твердо и четко, что я передумал и ухожу. А за банкет расплачусь с зарплаты.

Берлинский направился к бару, взял початую бутылку ацетоновой водки и рюмку, которая утонула в его огромном кулаке, как спичка в бочке.

– Плохо дело, брат, плохо… Бьют наших…

Он покосился на работающий телевизор, который показывал одну и ту же картинку – Лубянскую площадь, наполненную огнем и дымом, налил себе по края и, не поморщившись, выпил. Косте показалось, что генерал даже не понял, что проглотил. Его большие рыжие руки заметно дрожали.

– Приказано готовить Казанскую и Псковскую дивизии. Ставится вопрос о применении тактического ядерного оружия. А это значит – выселять город! Представляешь, что это такое – Москву выселить?! Такое только при Кутузове было! Но главное, мы не можем понять, с чем или с кем столкнулись! Как только поймем, значит, решим все проблемы! – Генерал налил себе еще рюмку и снова выпил, не поморщившись. – Ну, а ты как?! – Генерал посмотрел на Костю так, словно увидел его впервые.

– Да, собственно, я… – Костя хотел сказать, что протрезвел и хочет уйти, но понял, что генерал ждет от него другого ответа. А другой ответ застрял у него в горле. Я человек маленький, думал он, с меня взятки гладки, я хочу домой к маме, папе, и потом – я люблю Леру! Мне хочется общаться с ней, а не с Зоной, будь она трижды неладна.

Не готов был Костя громогласно заявить: «Да, я согласен идти в Зону и разведать все ее тайны, а заодно сложить свою буйную головушку!»

– А что Бараско?..

– Спит, – ответил Костя с некоторым облегчением.

– Ну конечно… – согласился генерал, – много вчера выпили. Правда, закуска была хороша, – пробормотал он. – Ну да ладно, что будем делать-то? Решился или нет?..

– Я не знаю, – признался Костя. – Я никогда один в Зону не ходил. Бараско бы…

– А что Бараско?! Ред Елизарович не дойдет даже до внешней границы Полосы отчуждения! Ты думаешь, мы не пробовали? Не совали их туда?

– Кого?.. – спросил Костя, холодея и чувствуя, что его дожимают логикой.

– Сталкеров. В том числе и черных. Пятеро погибло.

– А я пройду?! – удивился Костя.

– Честно говоря, не знаю, – признался генерал и снова потянулся за бутылкой. – Но ни у кого не было и нет «анцитаура», только у тебя. Мы двух других сталкеров с «анцитауром» ищем, но не можем найти. Так что, брат, одна надежда на тебя, точнее, на твой «анцитаур», который тебя выведет. Обязательно выведет.

– А те?..

– А те шли вслепую, – терпеливо, словно уговаривая жениха не убегать со свадьбы, вздохнул генерал.

– Я тоже ему об этом говорил. – В дверях стоял одетый Бараско собственной персоной.

Был он как стеклышко – трезвый и собранный, как перед прыжком в ад. Только разило от него перегаром на три метра – хоть закусывай.

– Я у тебя носок оставил, – поведал он и для убедительности пошевелил пальцами на босой ноге.

– Поищи в углу, – сказал Костя и понял, что отступать дальше некуда, что за спиной вся страна и что все давно за него решено и он даже слово дал Лере вернуться, правда, слово давал в пьяном состоянии, но этот факт не меняет сути дела. Хорош я буду, подумал он, если начну с обмана. Она мне потом всю плешь проест. Женщины склонны к мести. Мне мама говорила. Этой мыслью он подразумевал, что готов на Лере жениться.

В это время картинка в телевизоре изменилась. Мелькнули старые фабричные корпуса из красного кирпича, стела и знакомые места, где Костя любил гулять с девушками. Был там такой ресторанчик, «Дымов и N» назывался, недалеко от клуба «Амбассадор». Место тихое, уютное. Не очень модное и потому спокойное. Из окна можно было полюбоваться и на огни Кремля, и на золотые маковки соборов. На девушек это действовало безотказно. После этого они падали в руки, как лепестки роз, нежно и покорно. Какие были вечера! – невольно вспомнил Костя.

– Да это же Софийская набережная! – закричал генерал, делая звук громче.