Эпоха Пятизонья

– А дальше надо только через Ильинку, – сказал Захарыч.

– Почему?

– Потому что Черкасский переулок стеклянной стеной перегорожен.

– Что за стена? – удивился Костя, хотя в Зоне нечему было удивляться.

– Кабы я был молодым, я бы страха не ведал, – сказал Захарыч. – Подошел бы и потрогал, а так боязно, потому что даже танки сквозь нее не могли пройти – разбивались. Но стена стеклянная, ей-богу! Сквозь нее весь переулок виден.

Час от часу не легче, решил Костя. Впрочем, в Чернобыле тоже хватало всяких тайн, и он их, конечно же, навидался вдосталь, не очень стараясь проникнуть в суть явлений. Это уже потом вслед за сталкерами пошли ученые. Кремлевская же Зона еще слишком молода, чтобы ее изучать.

– А Ильинка чистая?

– Если поперек бежать, то рискнуть можно. – Захарыч радостно улыбнулся, словно новобранец, не понимающий всей серьезности обстановки.

Костя взглянул на часы. Осталось минут сорок до появления «оранжевой мачмалы», стало быть, следовало спешить. Он не рассчитывал до рассвета пересечь Красную площадь и попасть в Кремль. В темноте пойду, решил он. Ему теперь нравилось почему-то ходить ночью. Никто меня не видит, подумал он. Так лучше.

Захарыч засеменил впереди, провел Костю какими-то задворками, и через арку дома они попали в Черкасский переулок – как раз там, где старинный дом до половины сужал переулок.

По правую руку должна была быть таинственная стеклянная стена, но сколько Костя ни вглядывался в темноту, так ничего и не разглядел, кроме танка и опрокинутой автомашины, – окна черных кварталов без единого огонька.

Захарыч дернул его за рукав и сказал:

– Идем, светает.

Они проскочили мимо ресторан «Царевич», аптеки, кафе «Хауз». Красной площади еще видно не было, ее закрывал угол улицы.

– Ну что, готов? – спросил Захарыч, оглянувшись.

Наискосок, как ущелье, темнел Никольский переулок, его перегораживали металлические ворота. Костя посмотрел на сухонькую фигуру Захарыча, и вдруг ему так расхотелось бежать дальше, что впору было усесться здесь же и ждать рассвета, до которого, кстати, оставалось совсем недолго: небо хотя и было затянуто облаками, но чуть-чуть посветлело на востоке. Слава Богу, хоть мироздание не изменилось, машинально подумал Костя и только решил окликнуть Захарыча, как тот уже безрассудно семенил чуть-чуть наискосок по Ильинке.

Стыдно стало Косте. Захарыч оказался смелее, и он, плюнув на все свои страхи, устремился следом, стараясь не поскользнуться на битом стекле и не споткнуться о сорванную со зданий лепнину. Легко бежал Захарыч, помогая себе руками, словно разгребал воздух. Очень легко, словно убегал от смерти.

И смерть не заставила себя долго ждать. Она пришла виде красной вспышки на внутренней поверхности шлема. А еще Костя боковым зрением отметил такую же вспышку вдалеке справа, где находилась Биржевая площадь. Захарыч сразу сбавил ход, но сделал еще два вялых шага, почти добежав до тротуара на другой стороне Ильинки, где стал падать. Костя подхватил его и вынес уже на руках на левую сторону. «Титан» послушно включил форсированный режим, Костя одним прыжком очутился в Никольском переулке, под защитой его стен, и огонек на его шлеме тотчас погас. Костя положил старика на землю, подсунув ему под голову пиджак.

– Захарыч, Захарыч! – твердил он. – Открывай глаза! Открывай!

Но у Захарыча был такой вид, словно он уснул на ходу. Выражением лица было спокойным и умиротворенным. Он даже руки сложил на груди, как покойник.

– Открой глаза, Захарыч! – в отчаянии произнес Костя и приложил безымянный палец к груди Захарыча.

На обоих безымянных пальцах в перчатках «титана» были датчики пульса. Индикация показала, что сердце у Захарыча бьется, хотя и неровно, и что давление, соответственно, упало, но это было некритично. А критичным был шок, который пережил Захарыч.

– Да помер он, – сказал кто-то со знанием дела.

Костя, похолодев, оглянулся, он даже дернулся к дробовику, который положил на асфальт, но рядом стоял не выродок и не «нитридо-платиноид», а мужичок неопределенного вида в пиджаке, который был ему велик на два размера. Ничего опасного в мужичке не было, только пахло от него кислым вином.

Бомж, решил Костя и полез в аптечку. Он быстро отыскал нитроглицерин и сунул Захарычу в рот сразу пару зерен.

– Может, запить надо? – предложил мужичок бутылку, в которой явно плескалось вино.

– Нитроглицерин должен рассосаться, – вспомнил Костя и стал искать панангин и кардиамин в ампулах, потом закатал рукав рубашки Захарыча, один укол сделал в вену – да так, словно занимался этим всю жизнь, а другой – под кожу. Оказывается, и этому его обучили. Молодец, генерал, все предусмотрел, подумал Костя, наблюдая, как розовеют щеки у Захарыча.

– А ты кто такой? – спросил он у мужичка, который только и делал, что прикладывался к бутылке.

– Металл таскаем… – небрежно ответил мужичок, подбоченясь.

– Какой металл?

– Цветной в основном. С танков. Но берем и сталь.

– Иди ты! – невольно произнес Костя, не поверив ни единому слову мужичка.

«Эти ж катки, наверное, килограммов по двести весят!» – с невольным уважением к чужому труду отметил он.