— Что ты подмешал в компот? — спросил Ляховский, пытаясь разорвать путы.
— Ничего страшного. Всего лишь успокой-траву. Но это сейчас неважно. Важно то, будем ли мы сотрудничать?
— Послушай, Мирон. Даже если предположить, что я смогу, хотя меня вырвало при одной только мысли, результата не будет. То существо, которое вы называете дочерью, каждый день, каждую минуту страдает и мучается. Ей больно, чёрт возьми! А виноваты в этом вы, потому что нельзя родственникам иметь друг от друга детей. Сколько раз вы пытались это сделать? Пять, десять раз? Что из этого выходило? Да вы на себя взгляните! Вы сами — яркий образец того, что инцест недопустим, какими бы высокими целями вы не руководствовались. В глубине души ты знаешь, что я прав. Развяжи нас. Обещаю, что мы забудем этот инцидент. Как только вертолёт зарядится, мы тотчас же улетим. Но про вас не забудем.
— Речи от лукавого, — зевнул уродец. — Вы полны грехов и лжи, часто поминаете всякую нечисть. Ну да ничего. Я не собираюсь уподобляться вам. Моя семья выше этого. Не переживайте. Вашей жизни ничего не угрожает. После того, как я возьму у вас семя, вы будете освобождены. Но ваше оружие останется здесь и послужит доброму делу защиты этого дома от подобных вам грешников.
— Ну, спасибо, насилу выпросил. Стой, не приближайся ко мне, гадина! Не вздумай ткнуть в меня своим шприцом!
— А то что? Пукнешь в меня?
Карлик подошёл вплотную к Ляховскому и попытался спустить с его трусы. Изловчившись, Дмитрий что есть силы боднул его. Уродец отлетел, сбил стойку на колёсиках, проехался по полу и врезался спиной в шкаф. Медицинские инструменты со звоном разлетелись по кафельной плитке. Со шкафа повалились свёрнутые в рулоны плакаты, тряпки, грязь и пыль. Разлетелся на черепки глиняный горшок с давно засохшим растением, комья земли поехали по плитке. Аюн в этом время сумел вытянуть правую руку из сплетения верёвок. Помогла природная гибкость суставов.
— Рассадник коварства, сатанинская нечисть, ты поплатишься за это!
Карлик схватился за ржавый скальпель, поднялся, заковылял к койке, на которой лежал Ляховский. Наклонился над ним, но тут же получил табуреткой по затылку и затих, лёжа на животе у Дмитрия. Аюн, извиваясь всем телом, сполз на пол, подобрал скальпель и принялся пилить верёвки. Хирургический инструмент оказался тупым, как сибирский валенок. Прошла томительная минута.
— Да давай же ты быстрей, — торопил юношу пришелец.
— Не могу я быстрей. Потерпи, пожалуйста.
— Он приходит в себя! Он зашевелился!!!
Мирон застонал, схватился руками за голову и было хотел уйти за штору, где у него лежала охотничья «сайга». В этот момент Аюн сумел разорвать последнюю прядь верёвки, связывающей ему ноги, и смачно врезать ненавистному уродцу пяткой с разворота. Карлик смешно мяукнул, улетел и распростёрся на полу. Теперь хозяин заведения отключился надолго.
Юноша освободил напарника от пут. Ляховский первым делом натянул на себя семейники в горошек и строго-настрого запретил ему на эту тему шутить. Штаны и обувь обоих путешественников лежали в этом же кабинете, рядом с дверью. Когда они одевались, Аюн услышал бег по коридору. Друзья затаились по обе стороны от двери.
Аглая вбежала в кабинет наперевес с древней двустволкой. Ляховский первым делом её обезоружил. Теперь у него были два ствола. Женщина, увидев бездыханное тельце мужа, заверещала, заголосила и бросилась к нему. У друзей даже ёкнуло сердце, наблюдая за тем, как она убивается.
Дмитрий подошёл, нащупал пульс на некрасивой толстой шее.
— Да жив он, жив, успокойся. Минут через десять придёт в себя. Чёртова вы семейка Адамсов. Подумать только, я не могу вас наказать! А ты чего такая взволнованная?
— Лучшие враги человека приближаются! Они расплодились снова! Боже милосердный, как же их много!
— Из огня да в полымя. Когда уже этот день закончится? Что ещё за «лучшие враги человека»?
В этот момент Аюн на секунду замер, весь превратившись в слух. Затем он поспешил к окну, откинул грязную штору кое-как открыл его. В затхлую комнату хлынул свежий морозный воздух. Юноша высунулся из окна и снова застыл.
Медленно рассветало. Луна укатилась далеко на запад, немного уменьшилась в размерах, побледнела. На юго-востоке небо посинело, поблекли точки звёзд. Ещё немного, и выглянет из-за горизонта солнечный ореол.
Лес по левую и правую сторону от охотничьего особняка уже не казался обителью нечистой силы. Он расчертился группами обычных деревьев, кустарников, маленькими прогалинами. Снег на ледяной корке огромного озера потихоньку белел.
По льду, во весь опор, не разбирая дороги, неслись звери. Грациозным галопом бежали группы маралов во главе с величественными самцами, размашистой рысью — одинокие лоси, спеша, семеня и время от времени похрюкивая — стайки кабанов. Между травоядными вклинивались рыжие и бурые лисы, пятнистые рыси, промелькнули даже серые тени волков. Не хватало разве что медведей, которые тихо дрыхли в своих берлогах.