Эпоха покаяния

Аюн подчинился, с удивлением поднёс к глазам левую ладонь, крепко сжатую в кулак. В кулаке было что-то твёрдое, гладкое, округлое. Юноша разжал пальцы: на ладони сверкал глубоким блеском самоцвет, идеально отшлифованный, отглаженный водной стихией. Ляховский направил на него луч фонаря, отчего камень вспыхнул густым зелёным пламенем.

Юноша бережно опустил находку в карман, прикрыл глаза, борясь с приступами дурноты. Дмитрий чуть ли не насильно засунул юноше в рот какую-то горькую таблетку, заставил запить водой. Спустя полчаса юноше полегчало. Он сел, подчерпнул воды, умылся.

Дмитрий вытащил весло. Лодка развернулась, поплыла дальше. Вскоре река успокоилась, загрустила, смолкла. Судно вынесло в подземное озеро, где оно застыло в неподвижности. В неподвижности находились и наши друзья, поскольку, свесив челюсти до колен, рассматривали обширный грот со сводчатым, неровным, низко склонившимся потолком, до которого, если встать в полный рост, можно было дотронуться рукой.

Ляховский приналёг на весла. Звуки равномерно погружаемых в прозрачную воду лопастей эхом отражались от потолка, уносились куда-то далеко, указывая на масштаб озера. Луч фонаря, как ни старался, ничего не мог выхватить из темноты, хотя бил на несколько десятков метров. Он безнадёжно и сиротливо терялся вдали, по-прежнему освещая потолок сильным светом.

И лишь спустя пару часов Аюн увидел впереди непонятную постройку и ступени, вырезанные в скальном массиве. Он указал на них пальцем. Дмитрий, сидевший спиной, вперёд, обернулся и удивлённо свистнул.

– Это что? Баня? Здесь? Но как такое возможно? – воскликнул он, раз за разом повышая тональность голоса и переходя с баса на фальцет.

– А что такое «баня»?

– Это дом, в котором моются. А, впрочем, чего рассказывать. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. А еще лучше – попробовать.

Лодка причалила к аккуратному пирсу из искусственного белого материала, который выглядел так, словно был сделан вчера. Дмитрий первым поднялся на него, подал руку напарнику. Вместе они подошли к сооружению. Ляховский распахнул дверь, посветил внутрь, щёлкнул выключателем. Помещение осветилось несколькими светильниками, которые были закреплены на стенах.

Эти стены на вид и на ощупь выглядели так, будто были сделаны из красного дерева. Однако, подойдя поближе, Ляховский заметил обман. Пол был вымощен белой мраморной плиткой. Дверные ручки, банные принадлежности, широкий мягкий диван и прочая утварь были явно не из дешёвых. Сбоку, на изящном столе, находилась панель управления. Всю противоположную стену занимала гигантская чёрная гладкая панель.

Недолго думая, Дмитрий взял в руки вытянутый предмет, прицелился им в панель, нажал красную кнопку. Панель зажглась, а потом… Стыдно об этом рассказывать, но потом на ней появились изображения людей. Мужчины и женщины. Они начали ласкать и раздевать друг друга. Аюн, естественно, обалдел, уставился на картинку широко распахнутыми глазами. Дмитрий же, скривившись, повторно надавил красную кнопку. Изображение исчезло, экран почернел.

– Детям до восемнадцати вход воспрещён, – буркнул он, бросая пульт на столик. – Ладно, посмотрим, что там дальше.

Ляховский потянул на себя богато инкрустированную дверь. Его взору открылась широкая комната с отлично сохранившимися трехъярусными лежаками и имитацией «каменки».

– Ну, что же, весьма недурно для безымянного толстосума. Спасибо тебе, добрый человек, за возможность культурно отдохнуть от невзгод и передряг, – с пафосом и сарказмом бросил Дмитрий, согнувшись в поклоне.

Пришелец нажал пару кнопок и повернул один рубильник. В бадью потекла вода, красный столбик в небольшом прямоугольном приборе медленно пополз вверх. В предбаннике заметно потеплело, поэтому друзья скинули с себя верхнюю одежду.

Аюн внимательно следил за старшим товарищем, не понимая, зачем всё это нужно. Дмитрий же увлечённо сновал туда-сюда, время от времени посматривая на показания приборов. Наконец, он обернулся, увидел вопрошающие глаза юноши, присел рядом на диван и сказал:

– Когда-то давно у моего народа был обычай: мыться в бане. Это такой рубленый дом, внутри которого было очень жарко. Люди там потели, а потом смывали с себя пот. И, таким образом…

– Тьфу… Что же ты сразу то не сказал?

– А ты, что, знаешь?

– Ну да. Мой народ связывал жерди, обтягивал их кожей. Посередине ставили большой кожаный бурдюк, наполненный водой и травами, в который бросали раскалённые на костре камни. Старейшины садились кругом, грелись, вдыхали целебный воздух, произносили молитвы за здоровье, благополучие и удачную охоту.

– А туда только старейшины допускались? Сам то ты был там?

– Только старейшины.

– Ну, у тебя есть отличная возможность войти в историю, как самый молодой член племени, удостоившийся такой чести.

– И единственный.

– Извини… Ну, что же, кажется, можно заходить. Раздевайся! И надень вон ту шляпу, а то уши отвалятся. Шутка.