Эпоха Полтины: Декста Квинта

— Брустер, — наконец выдавил он, не переставая разглядывать себя, — если это шутка, то она не смешная.

— Ага, — Кейн скептически изогнул бровь, — делать мне больше нечего, как резать лошадей и обливать тебя их кровью.

Видя шокированное лицо Костоправа, Кейн на мгновение заколебался — искренен ли он или это уловка? Хотя… Зачем бы ему убивать животных и при этом не скрывать следов своей причастности к этому? Или это такая извращенная игра?

Его голову вдруг пронзила резкая боль, от которой в глазах потемнело и он пошатнулся. Ощущение, словно рядом взорвалась бомба. Едва не выронив пистолет, Кейн восстановил равновесие и потряс головой. Когда перед ним перестали плясать разноцветные круги, он вновь обратился к всё ещё ошарашенному Бэну (если, конечно, он не притворялся):

— У тебя и лицо тоже всё в крови.

— Лицо? — Костоправ дотронулся рукой до рта и ощутил, что губы и весь подбородок покрыты запёкшейся коркой.

— Ага. Ты как-то забыл упомянуть, что тебе раз в месяц требуется отпить крови пяти лошадей. Эй, стой я сказал!

Не слушая его предостережений Бэн хотел было встать, но когда Кейн выстрелил ему под ноги, был вынужден остановится. Не давая Костоправу опомнится, Брустер схватил мушкет и вскинул его к плечу, вновь беря Уилторса на мушку.

— Что именно из: "Не двигайся или я снесу твою башку" тебе было непонятно?

Бэн повернулся к застывшему в напряжении Брустеру.

— И что теперь, застрелишь меня?

— Я об этом подумываю, знаешь ли.

— Слушай, Кейн, — Бэн облизнул губы, — давай не будем торопится и всё обсудим, хорошо? Поверь мне, я удивлён также, как и ты.

— Удивлён? — Из его рта вырвался нервный смешок. — Это слишком мягко сказано.

— В любом случае я прошу тебя подумать вот о чём — если это сделал я, то почему я хотя бы не умылся, а? Тут же море рядом, прям под боком. Зачем мне весь это спектакль?

— Это я у тебя хотел спросить.

— О Ренир, ты меня не слушаешь! Кто из нас тут секурист, а?! Включи мозг! С чего мне убивать лошадей, но не трогать тебя? Я, знаешь ли, не такой болван, чтобы недооценивать тебя, Дымок. Если бы это всё сделал я, — он развёл руки в стороны и сделал выразительную паузу, — то ты бы не проснулся, уж можешь мне поверить.

Смотря на него ещё некоторое время, Кейн наконец покачал головой.

— Трудно это признать, но ты прав. Я не вижу логики в твоём поступке. Сожрать лошадей это одно, но не сделать меня свои главным блюдом, — Кейн усмехнулся. — Я оскорблён до глубины души, знаешь ли.

Бэн вздохнул с облегчением.

— Рад, что на этот раз мы нашли общий язык. Ты же теперь меня не прибьёшь, верно?

Кейн слегка помедлил с ответом, рассматривая его поверх мушкета.

— Пока нет. Но на всякий случай запомни — если в следующий раз я проснусь и увижу, что ты пытаешься мне что-нибудь отгрызть, то без промедления вышибу тебе мозги и уже не буду разбираться что к чему.

— Учту на будущее, — Бэн нервно хмыкнул, всё ещё настороженно косясь на ружьё в его руках. — Брустер, я реально не понимаю, что произошло. И эта кровь… Грэйвр! Я не помню ни черта! Понятия не имею, откуда она взялась. Но, если ты не против, я схожу, посмотрю на коней?

— Скорее на то, что от них осталось, — Кейн сплюнул и, наконец, опустил мушкет.

Бэн медленно поднялся на ноги, продолжая держать руки на виду. Оставив Брустера у костра, Костоправ взял лампу и, с опаской оглядываясь и поминутно ожидая услышать хлопок выстрела, направился к лошадям, которых накануне лично стреножил и надёжно привязал. По дороге он всё пытался вспомнить — но самое главное понять — как и зачем он (если это и вправду был он) так поступил с бедными животными? Он никогда не мучал беззащитных тварей, а наоборот, помогал им. Его отец всегда учил — если нужно убить животное, делай это быстро, чтобы оно не страдало. Тот же, кто убивает и мучает неразумных существ, не могущих дать отпора, без особой на то надобности, а просто по прихоти и ради своего удовольствия — тот хуже любого зверя и не достоин именоваться человеком. И Бэн жил, руководствуясь этими словами и никогда их не нарушая. Он сделал их своим кредо. Убить человека для него всегда было проще и он никогда не испытывал сожалений, в отличии от тех мгновений, когда было необходимо оборвать жизнь животному.

Так что же могло заставить его переступить через свои принципы?

Бэн остановился рядом с останками лошадей и не мигая рассматривал их. Ему казалось, что он простоял так целую вечность, прежде чем наконец сдвинуться с места. Подняв фонарь над головой, он переходил от одного трупа к другому, пытаясь вспомнить, как лишал жизни каждого из них. Как слушал их предсмертные вопли. Как приникал губами к ранам ещё живых зверей и с наслаждением пил алую кровь, стекающую по подбородку и груди.

Но он не помнил.

Перед внутренним взором проносились только хаотичные образы из странных снов, посещавших его этой ночью: всепожирающий огонь, бушующее море, крики ярости и боли, заливающий всё и вся слепящий свет, проникающий в каждую частичку естества и уничтожающий его.

И кровь. Много крови. Безбрежные океаны густой эссенции.