Однако Гитлер здесь не был последовательным. Когда нацисты пришли к власти, их отношения с религией оставались напряженными. С одной стороны, они исповедовали примитивные представления, с другой, были откровенно циничны и просто заботились о своих интересах. Похоже, у самого Гитлера была какая-то туманная идея «священной вселенной», но на интеллектуальном уровне нацисты в целом не замечали того, что в Германии религиозная мысль переживает возрождение.[557]
Этот факт во многом остается недооцененным: на переломе 1920–1930-х десятилетий немцы породили не только «золотое поколение» физиков, философов, историков и отличились в кино, но среди них появился ряд творчески мыслящих богословов. Как писал в 1986 году Алистер Макграт, немецкое богословие современности отличалось своим «неотъемлемым великолепием», но с начала Второй мировой войны «идеологический аналог железного занавеса опустился на Европу, так что идеи немецкого происхождения были исключены из дискуссий мыслителей англоговорящего мира».[558]Этот немецкий богословский ренессанс – его представляют такие люди, как Альберт Швейцер, Рудольф Штейнер, Карл Барт, Рудольф Бультман, Мартин Бубер и Дитрих Бонхёффер, – недооцененный миром, был сам по себе любопытным феноменом, но нас он интересует по трем причинам. Во-первых, в трудах его представителей апостол Павел занял более почетное место в качестве создателя ранней версии христианства, что, в свою очередь, делало правдоподобнее позднейшие представления нацистов о Павле, как исказившем учение Иисуса. Во-вторых, некоторые из этих мыслителей (в частности, Барт, Бонхёффер и Бубер) отважно противостояли нацизму, и на их примере можно заметить, что на ранних стадиях существования Третьего рейха нацистов всерьез беспокоило традиционное христианство как основная угроза для их авторитета. Тот факт, что данная угроза так и не воплотилась в реальность, остается важнейшей неразгаданной тайной ХХ века для историков и звучит как суровый приговор существованию религии
, но мы не можем рассмотреть эту загадку в рамках данной книги. Третья тема, касающаяся нас, – это работы Карла Барта.Барт (1886–1968) единодушно признан величайшим протестантским богословом своего века, быть может, он даже занимает второе место после Лютера.[559]
Он родился в Базеле, где его отец по имени Фриц был служителем церкви и специалистом по Новому Завету и истории церкви первых веков. Барт учился в университетах Берна, Берлина, Тюбингена и Марбурга. В Берлине он посещал семинары профессора Адольфа фон Гарнака в Гиссенском университете, посвященные истории церкви; книга Гарнака «Сущность христианства» (1900) отражает попытку выйти за пределы всех школ библейской критики, расцветших в течение XIX века. Именно здесь Барт впервые столкнулся с идеями либерального богословия (в основном в виде поиска исторического Иисуса), против которых в итоге восстал. Закончив учебу, он вернулся в Швейцарию, где служил пастором.[560]Барт пришел к убеждению, что «высшая критика» в Германии, хотя она и породила многие методы исследования, тем не менее, упускала из вида суть дела. Интерес к Иисусу как историческому деятелю мешал видеть Иисуса как явленное в откровении слово бога. Создатели Библии предполагали, что ее будут читать определенным образом, но сегодня люди перестали использовать Писание по назначению. В разгар войны Барт начал снова изучать библейские тексты и, в частности, в 1916 году засел за кропотливое изучение Послания к Римлянам апостола Павла. Это оказалось крайне важным для него, и в результате в 1922 году он выпустил свой труд «Послание к Римлянам», где утверждал, что бог спасает лишь тех, «кто верит не в себя, но только в бога», чему и учил Павел.[561]
Так Барт подошел к одной крайне важной идее «божественности бога»: что бог «совершенно иной», он радикально отличается от людей.[562]Именно идея, что бог «совершенно иной», привлекла к Барту внимание других богословов и многих верующих. В тот же год, когда было издано его «Послание к Римлянам», Барт вместе с несколькими другими богословами, включая Рудольфа Бультмана, основал журнал