Эпоха пустоты. Как люди начали жить без Бога, чем заменили религию и что из всего этого вышло

В этом заключалась скрытая привлекательность нацизма: «стоять вместе, чувствовать свою силу, совершать подвиги». Люди могли чувствовать себя избранниками, потенциальными героями просто из-за того, что родились немцами, «созданными для величия», тогда как их оппоненты «плывут против течения законов природы». Фактически каждый немец был (ницшеанская идея) сверхчеловеком. «Кровь» была той божественной сущностью, которую следует защищать прежде всего остального.

Почему эта идея оказывала такое огромное влияние? Во многом это объясняется политической обстановкой в Германии после Первой мировой войны и тем фактом, что в интеллектуальном плане – в науке, в философии, в музыке, на театральной сцене, в разных жанрах литературы – Германия первенствовала, а теперь перестала быть предводителем. Сильным чувством разочарования из-за утраты достоинства (что Ницше предсказывал задолго до войны) объясняется то, что люди некритично относились к дурной логике, противоречиям и ошибкам «Мифа». И никто не придавал значения тому, что многие свои важнейшие идеи Розенберг позаимствовал у христианства, коль скоро символы христианства подверглись изменению. «Люди грядущего века сделают из памятников», посвященных героям войны, и старых полей сражений святые места, куда будут приходить паломники новой религии; здесь сердца немцев, устремленные к новому мифу, будут постоянно обновляться».

Новой религии нужны были традиции, но существующие традиции не подходили Второму рейху. Поэтому Розенберг и Гиммлер обратились к саксонским временам. Розенберг предложил создать мемориал в Нижней Саксонии в Вердене, в том месте, где Карл Великий нанес поражение языческим полчищам, он предлагал установить здесь 4500 камней, по числу погибших здесь саксов. В мае 1934 года он организовал празднование семисотлетия битвы при Альтенеше, во время которой была истреблена вся крестьянская община, которая, как объявил католический епископ, придерживалась ереси. Посреди толпы (позже Розенберг уверял, что там собралось сорок тысяч человек), состоящей преимущественно из крестьян и фермеров, он заявил (вызвав «бурные аплодисменты»): «Святая земля немцев – это не Палестина… Наши святые места – некоторые замки на берегах Рейна, добрые земли Нижней Саксонии и прусская крепость Мариенбург».[576]

Розенбергу было легче выполнять свою задачу благодаря фанатичным приверженцам Гитлера – многие немцы видели в нем Мессию и наделяли его сверхъестественной силой. Но другие традиции пришлось фабриковать. К последним относится «кровавое знамя», якобы пропитанное кровью шестнадцати нацистов, убитых в Фельдхеррнхалле во время Мюнхенского путча в ноябре 1923 года. Затем это знамя использовалось для «освящения» других знамен, что напоминало апостольское преемство. В 1934 году останки убитых участников путча с дозволения их семей были перенесены в новый «Храм чести» в Мюнхене. Гитлер называл каждого убитого, чьи останки проносили перед ним в гробу, по имени, а члены Гитлерюгенда отвечали: «Здесь!». С тех пор об умерших нацистах говорили, что их «призвали к знамени Хорста Весселя» – воздавая почести «самому славному из всех нацистских героев» Хорсту Весселю, автору слов партийного гимна.

Традиционные церкви Германии еще в XIX веке отличались национализмом, враждебным отношением к социализму и антисемитизмом, и им было трудно противостоять нацистской партии, хотя католики сопротивлялись ей сильнее, чем протестанты, по крайней мере до прихода Гитлера к власти. После отречения от престола кайзера в ноябре 1918 года евангелические церкви лишились своего главы (их решения утверждал светский правитель), так что они «создали рыхлую ассоциацию из двадцати восьми немецких церквей». Более того, лютеране, которые верили в то, что бог является в истории многократно, а не один раз в лице Христа, оказались «трагически не защищенными от атмосферы тогдашней эйфории». «Христос пришел к нам через Адольфа Гитлера», – говорил один из них.[577]

При этом Розенберг не хотел, чтобы религиозных организаций было слишком много. Подобно Гитлеру и Гиммлеру он понимал, что, если традиционные церкви так решат (чего они, как уже говорилось, не сделали), они могут стать единственной реальной угрозой для национал-социализма. Лягард говорил, что «государство не может создать религию», потому что религия есть нечто, касающееся человека и его души, либо, «если человеку повезло родиться немцем, человека и души его народа». Это беспокоило Розенберга.

«Миф ХХ века» прочло множество людей. Протестантский пастор Генрих Хефмайер, опубликовавший свою критику «Мифа» в 1935 году, признавал, тем не менее, что книгу прочли «все те люди, что не блещут интеллектом».[578] Может быть, этим объясняется то, что ни один из обвиняемых, оказавшихся на одной скамье подсудимых вместе с Розенбергом, не признался в том, что читал эту книгу.

«Неоспоримая жесткость» мира. Якоб Вильгельм Хауэр