Эпоха пустоты. Как люди начали жить без Бога, чем заменили религию и что из всего этого вышло

Спок получил педиатрическое образование: психоанализом он увлекся отчасти по личной склонности, отчасти потому, что психотерапию проходила его жена Джейн (позднее она попала в психиатрическую лечебницу в связи с алкоголизмом и другими проблемами). Психоанализ в Америке еще ютился на задворках науки, когда Спок записался на двухнедельные семинары в Нью-Йорском психоаналитическом институте и начал проходить психоанализ сам. Во время анализа и на семинарах он начал понимать, какие «глубинные» мотивы стоят за грудным вскармливанием, отнятием от груди и приучением ребенка к туалету. Постепенно он пришел к мысли, что «дурных детей», о которых говорят сторонники первородного греха, не существует – есть лишь дети, с которыми дурно обращаются. Он открыл для себя работы Эрика Эриксона и Маргарет Мид, рассказывающие о воспитании детей в других культурах, где им дают куда больше свободы, чем в Америке. Это навело Спока на мысль о необходимости приспособить идеи Фрейда для педагогической практики (сам Фрейд в то время был в Америке непопулярен, особенное неприятие встречала его теория детской сексуальности). Впервые Спок начал применять концепции Фрейда в 1938 году.[615]

Приглашение написать книгу об уходе за детьми исходило от издательского дома «Даблдей»: при этом издатели сделали странное примечание – в книге, мол, должен быть раздел и о психологическом развитии ребенка, но «особенно стараться над ним не обязательно». Книга Спока отличается, прежде всего, здравомыслием. Не надо, говорит он, запугивать ребенка; что бы там не говорили кальвинисты, но дети – не маленькие злодеи, сердце у них доброе; родители должны доверять себе; не стоит бояться пробуждения детской сексуальности и воображать себе всякие ужасы о развитии Эдипова комплекса. Спок пишет практично и с юмором. Родители, говорит он, не могут знать ответы на все вопросы, да и нужды в этом нет; не стоит тратить время, твердя ребенку «нельзя то, нельзя это», – лучше постараться воспитать из него «демократическую личность в ладу с самим собой». Очень важна для родителей гибкость.

Одна из причин феноменального успеха книги Спока – в том, что она дала родителям, выросшим в чересчур суровых или неблагоприятных условиях, надежду вырастить детей не так, как растили их самих, порвать с прошлым и дать своим детям то, что не сумели дать им их собственные родители. И Америка приняла Спока с восторгом. Америка влюбилась в его новые правила – о дисциплине, о кормлении по требованию, о том, что ласка для ребенка важнее аккуратности, о том, что ребенок вовсе не нуждается в порке или иных физических наказаниях (но, если вам случилось в сердцах шлепнуть ребенка – не грызите себя за это!)

По воздействию на наше мышление Спока сравнивают с Локком и Руссо: книга его переведена на три дюжины языков. Впервые изданная в 1946 году, в первый же год она разошлась миллионным тиражом; в 1952 году было продано уже четыре миллиона, и во все следующее десятилетие – по миллиону в год. Ее прочли две трети американских матерей, и опросы показали, что, если в начале 1940-х годов лишь 4 процента родителей кормили своих детей по требованию, к концу десятилетия эта цифра возросла до 65 процентов. В эти же годы детей стали намного реже пороть и куда меньше ругать.

Для нас Спок важен тем, что, отталкиваясь от достижений Фрейда, разработал нравственные основы воспитания, исходящие из человеческого опыта, а не от божества. В его «правилах» звучит вера в человеческую личность, ее благородство и достоинство.[616]

Истоки самопомощи. Эрих Фромм, Карен Хорни, Норман Винсент Пил

Были у книги Спока и другие косвенные последствия. Эта книга, точнее ее успех, помогла пересмотреть отношение к идеям Фрейда; а постоянный акцент на том, как важно для матери ощущать эмоциональное удовлетворение от материнства, вызвало взрыв моды на книги по самопомощи. С них начался психотерапевтический бум, который Филип Риф назвал «триумфом терапии» и о котором мы поговорим чуть позже.

Новая этика, исповедуемая Споком, и новое понимание связи между религией и психотерапией, изложенное Либманом, привело к растущей критике в адрес массовой культуры и бюрократии – конечно, поддерживающей порядок в обществе, но при этом формализующей и обедняющей многие стороны человеческой жизни. Особенно влиятельны в этой критике были два психоаналитика – эмигранта из Европы.