Эпоха пустоты. Как люди начали жить без Бога, чем заменили религию и что из всего этого вышло

Первым стал Эрих Фромм, беженец из Германии, во времена Веймарской республики работавший во Франкфуртском институте: он стремился соединить идеи Маркса и Фрейда в критике современного капитализма. Книги Фромма «Бегство от свободы» (1941), «Человек для себя» (1947) и «Здоровое общество» (1955) идеально воплотили в себе дух времени. В своих трудах Фромм описывает противоречия между целями современного общества и гармоничным развитием личности, а также формирование в капиталистическом мире особого человеческого характера, с «рыночной» ориентацией, побуждающей людей «продавать» свою индивидуальность на социальном рынке, «где востребованы девочки-припевочки и рубахи-парни».

Фромм писал о том, что человеческая природа – в значительной степени продукт культуры, что религиозный поиск – базовая потребность человека, а основная проблема свободы – та, что свобода отделяет человека от толпы и внушает чувство одиночества, которое немногие могут перенести. «Неопределенность независимости для многих оказывается попросту нестерпимой». По мнению Фромма, современный мир поощряет в людях определенные «непроизводительные» реакции: люди становятся «потребителями» (зависящими от внешних ресурсов, к которым постоянно обращаются за поддержкой и наградой), «эксплуататорами» (готовыми любой ценой получать то, что хотят), «накопителями» (болезненно привязанными к чему-либо, будь то материальные блага или переживания) или «торговцами собой» (готовыми продавать собственную личность на социальном рынке).[617]

Беженкой из Германии, из Берлина, была и Карен Хорни. В «Невротической личности нашего времени» и «Путях психоанализа» она писала, что западное общество, построенное на агрессии и конкуренции, делает невротиками «практически всех»: оно искажает развитие личности, пестуя в ней жажду «привязанностей, власти и статуса». Конформизм Хорни считала не такой уж большой опасностью для общества в сравнении с этим.

Целью человеческой жизни и Фромм, и Хорни считали самореализацию. Чтобы достичь «роста», прежде всего необходимо отделить свое «истинное» Я от Я «внешнего», отчасти «ложного». Под слоем внешнего Я и публичного Я скрывается настоящее, более глубокое Я, способное к самореализации. Для Фромма высшей добродетелью является выражение «уникальной индивидуальности», а задача терапии – реализовать эту уникальную индивидуальность, проявляющую себя в первую очередь в любви. Фромм сурово критиковал кальвинистов и Канта, осуждавшего любовь к себе. Лишь те, кто по-настоящему любит себя, писал он, способны по-настоящему любить и других: это основа совместной жизни в обществе. В «Искусстве любви» (1956) путем к реализации своего потенциала он называет «спонтанное утверждение ценности другого» в форме единения, не покушающегося на искренность и индивидуальность каждого из любящих.

Карен Хорни еще откровеннее говорила о том, что каждый невроз «неразрывно связан с моральными проблемами». Она полагала, что и дети, и взрослые, окруженные опасным и пугающим миром, «компенсируют свою тревогу, создавая идеальный образ себя – «идеализированное Я» – и основывая на нем свое самопонимание и самоощущение». В результате «они попадают под власть тирании слова «надо», которую навязывают себе сами». Бесконечная погоня за воплощением идеального образа неизбежно загоняет их в ловушку – в «броню гордости, за которой скрывается отчуждение от себя и презрение к себе. Жизнь превращается в серию враждебных стычек с самим собой: «реальное» Я живет в постоянном напряжении, разрываясь между тираническими требованиями «идеального» Я и настойчивыми попытками подавленного «реального» Я выразить свою нужду в спонтанном росте». Для Хорни это означает, что самореализация, движение к независимости и полноте жизни, помимо всего прочего, имеет важное моральное значение. Здесь также очевидно пересечение психологии и религии.

Все эти размышления и анализы появились очень вовремя. Благодаря закону GI Bill тысячи солдат, вернувшихся с войны – куда больше, чем когда-либо ранее – устремились прямиком в колледжи. Те же люди внесли свой вклад и в послевоенный бэби-бум: молодых родителей в Америке тоже стало больше, чем когда-либо ранее. Многие солдаты воевали за океаном, в странах, где нормы поведения сильно отличались от американских, а атмосфера тревоги и опасности (кто знает, что случится с тобой завтра?) обостряла сексуальный голод. Все это способствовало и психологическим, и религиозным переменам. В 1951 году психолог Карл Роджерс писал, что «из всех общественных наук, по всей видимости, именно психотерапия сейчас быстрее всех развивается и представляет наибольший профессиональный интерес». «Психология, – писал в «Истории пастырского попечения в Америке» Э. Брукс-Холифилд, – как Господь Бог, кажется если не всемогущей, то вездесущей». «Наступила эра психологии!» – объявил в 1957 году журнал «Лайф».[618]