Эпоха пустоты. Как люди начали жить без Бога, чем заменили религию и что из всего этого вышло

Некоторая путаница, по его мнению, происходит от того, что религии, особенно авраамические, делятся на «фактологическую часть» (творение, посмертная жизнь, страшный суд и т. д.) и «ценностную часть», в то время как религиозное отношение к жизни основано на полной независимости ценностей: ценностный мир замкнут, самоценен и качественно отличен от «фактологической» части традиционных монотеистических религий. Для нас невозможно, говорит Дворкин, «не верить» в основные математические правила или даже в комплексные уравнения (если мы их понимаем); нам не требуется никаких дополнительных подтверждений того, что дважды два четыре. Однако эта способность к безусловному, интуитивному знанию нами не осознается. Между тем религиозное отношение к миру предполагает, что и свои ценности мы «знаем» так же. «Этим я не хочу сказать, что ценностные суждения в конечном счете всецело субъективны. Когда мы убеждены, что жестокость дурна – мы убеждены, что она дурна по-настоящему; такое убеждение было бы невозможно, не считай мы его объективной истиной». Серьезнейший аргумент против бытия личного бога (здесь Дворкин согласен с Робертом Нозиком) – то, что теодицей не дает «хотя бы отдаленно приемлемых» ответов на вопрос о зле.

По мнению Дворкина, то, что он называет «фактологической» частью теистических религий – их утверждения об исторических событиях, о причинах и следствиях (например, о чудесах), об обрядах и ритуальных обязанностях – богослужении, молитве, паломничестве в Мекку и так далее – неверующие могут отвергнуть, не повредив ценностной части религий, содержащей в себе этику и мораль. Независимо от того, принимаем ли мы какую-то из традиционных религий – все мы согласны, что «природа – не просто свалка элементарных частиц, что ей внутренне присущи чудо и красота».

«Фактологическая» часть традиционных монотеистических религий, настаивает Дворкин, не может служить основой для «ценностной» части: по сути они независимы друг от друга. «Нельзя думать, что человеческая жизнь имеет смысл и ценность лишь оттого, что существует бог. Нельзя думать, что вселенная прекрасна лишь оттого, что такой создана. Нет никакой прямой связи между историями о творении небес и земли, зверей земных и морских, о райском блаженстве или пламени ада, о переходе через море посуху или воскресении мертвых – и непреходящей ценностью дружбы или семьи, или важностью милосердия, или прелестью заката, или уместностью благоговейного трепета перед лицом вселенной, или даже долгом почитать бога творца».

Принцип здесь следующий: нельзя поддерживать ценностные суждения – этические, моральные, эстетические – простым указанием на некие «факты» из прошлого, настоящем или будущем мира. Религию с богом и религию без бога, говорит Дворкин, разделяет «фактологичность» религии с богом; однако это куда менее важно, чем то, что их объединяет – вера в ценности.

В конечном счете, замечает Дворкин, религиозное отношение к миру создает эстетика – то, что мы считаем вселенную прекрасной; но откуда возникает это чувство прекрасного – для нас загадка (ведь в самом деле вселенную нам не с чем сравнивать!) Он согласен с Эйнштейном (и с Уоллесом Стивенсом, добавим мы) в том, что в этой загадке и скрыта величайшая красота.

Мы чувствуем, что разгадка должна указывать на нечто более фундаментальное, на более глубокие причины; но нужно ли это нам по-настоящему? Есть красота и в математических уравнениях – однако математика прекрасна сама по себе, ей нет нужды указывать на что-то более важное, покоиться на более прочном основании. Быть может, это для нас урок? Согласно этой аналогии любая деятельность в жизни – эстетическая, моральная, этическая, научная – самоценна и не нуждается в дополнительных обоснованиях. Свобода – это еще и право определять облик своей жизни самим, ни перед кем его не обосновывая, не объясняя, не оправдывая.

В этом рассуждении, как и в книге «Справедливость для ежиков», Дворкин определяет смысл жизни как, в первую очередь, эстетическую категорию: жизнь должна быть морально и этически прекрасной – и, главное, ни в коем случае не пошлой. Забота о центральном месте ценностей роднит его с Томасом Нагелем, но это, пожалуй, и все, чем они схожи. Как мы уже заметили, гораздо больше общего у Дворкина с Нозиком.

Синтез и единство, не дающее двигаться вперед. Юрген Хабермас