Эпоха роста. Лекции по неокономике. Расцвет и упадок мировой экономической системы

Я должен свой товар продать другим, и купить у них необходимые мне товары. Но чтобы они могли купить мой товар, у них должен быть соответствующий доход. Или я должен продать им свой товар дешевле, то есть, по сути дела, «поделиться» своей высокой производительностью со всеми остальными производителями.

В обычных равновесных моделях замкнутой экономики мы могли бы на этом и остановиться. Но с точки зрения нашего подхода мы должны рассмотреть и еще одну возможность.

Я хочу больше потреблять, но не хочу делиться своей высокой производительностью с другими участниками экономической системы. Поэтому я трачу меньше рабочего времени на производство продукции, в которой я специализируюсь, высвободившееся время использую для производства товаров (услуг) для собственного потребления.

То есть, по сути дела, я формирую свой собственный индивидуальный воспроизводственный контур – потреблю то, что произвожу. Я должен сравнить два контура: тот, в котором я делился с другими, и индивидуальный. Здесь возможны различные ситуации. Если эффект разделения труда незначителен, то при определенных условиях может оказаться, что выход из воспроизводственного контура оправдан. Конечно, если я смогу сохранить свою высокую производительность по исходному продукту, занявшись заодно и чем-то другим. Но если эффект специализации значителен, делиться придется. И тогда описанный нами эффект будет наблюдаться.

Мы уже сталкивались с этим эффектом, когда рассматривали взаимодействие развитых и развивающихся государств и то, почему в ходе такого взаимодействия формируется устойчивое представление о несправедливости.

В качестве иллюстрации: казус Советского Союза и советского инженера.

Во времена перестройки общение с Западом шло достаточно активно: торговали, ездили, был обмен. О чем разговаривали в среде советских инженеров? Советский инженер, встретившись с американским коллегой, считал, что тот тупой. (Михаил Задорнов нам это до сих пор рассказывает – американцы, мол, все тупые.)

«Фундаментальных знаний у него нет вообще никаких, что-то умеет, конечно, что я не умею, но мне этому легко научиться, потому что у меня хорошие фундаментальные знания. А так он тупой – знает только свое дело. Я же продвинутый, читаю Хемингуэя в подлиннике, ношу свитер, курю трубку, а он даже не знает, кто такой Хемингуэй. Результаты: они в космос летают, и мы в космос летаем, мы не хуже, а даже лучше, потому что раньше. По некоторым показателям все одинаково, в этом смысле я точно умнее, делаем мы примерно одно и то же, почему я получаю в 34-раза меньше?»

Так или примерно так думал советский инженер. Я это знаю, много таких разговоров довелось послушать. И вывод: «Наверное, меня грабят. Кто меня может грабить? Коммунистическая партия и режим. Если у нас будет рынок, как у них, то я буду получать ровно столько же, сколько они, и даже больше, потому что опять-таки я про Хемингуэя знаю, а они – нет».

Вот обычное рассуждение тех лет. В те времена я интуитивно понимал, что что-то в этих рассуждениях не так. Но как на эти вопросы отвечать, было совершенно непонятно. Только сегодня стало ясно, что вопрос не в том, что ты умеешь, кого читаешь и какую трубку куришь, а в том, в какой системе ты находишься. Но тогда этого никто не знал, инженеры свергли советскую власть, которая их якобы грабила, после чего поехали челноками в Турцию.

Чтобы организовать разделение труда по двум продуктам, может потребоваться гораздо больше человек, чем два.

Но мы отвлекись. Давайте посмотрим на простом примере, как работает модель воспроизводственного контура. Какие задачи мы можем ставить и какими могут быть результаты. Пойдем, как я и обещал, «от начала».

Вернемся к нашему Робинзону Крузо. У него есть функция потребительского поведения, а также набор известных ему технологий, характеризующихся производительностью А. Величина этих показателей определяется тем, что он вынужден все продукты производить сам. В результате накопления опыта он, наверное, каким-то образом оптимизировал свою деятельность. И он убедился, что увеличить свою производительность сверх этих показателей невозможно. Он достиг своего предела потребления (см. рис. 16), при котором он производит два продукта в необходимой для себя пропорции.

Предположим, что есть другой набор технологий, где они все больше (>) либо равны (=), но которые предусматривают, что люди специализируются, что существует разделение труда по производству этих двух продуктов.

Да, но если Робинзон один, знание об этой альтернативной возможности, даже если оно у него есть, бесполезно. А сколько должно быть Робинзонов, чтобы можно было реализовать такой набор технологий?

Казалось бы, правильный ответ – два. Но это ответ неправильный.