Эпоха роста. Лекции по неокономике. Расцвет и упадок мировой экономической системы

Представим себе замкнутую экономику, в которой действуют только индивидуальные производители. Между ними существует по- продуктовое разделение труда, то есть каждый производитель делает какой-нибудь один продукт и обменивает его на рынке на совокупность нужных ему для производительного или личного потребления товаров.

Предположим также, что каждый продукт производится множеством конкурирующих производителей, при этом производители могут свободно переключаться на производство других продуктов, если увидят в этом выгоду. То есть у нас нет монополии. А также у нас труд во всех производствах однороден (собственно, мы это уже сказали, предположив возможность свободного переключения производителей с одного вида деятельности на другой).

Отвлечемся мы также от фактора капитала. Предположим, что капитала либо нет вообще, либо затраты труда на его создание «размазаны» в затратах труда на производство каждого конкретного товара.

В такой экономике товары будут обмениваться пропорционально затратам труда на их производство. Мы можем предполагать, что обмен осуществляется на основе бартера. Но поскольку реальный обмен осуществляется на основе денег, то мы должны как-то их ввести. Поскольку речь идет о спорах XIX века, то деньги – это золото.

Здесь мы сразу сталкиваемся с проблемой. Добыча золота связана с природным фактором. Это и реально так, но и в теории должно быть так же. Нельзя допустить, чтобы каждый из индивидуальных производителей обладал способностью производить деньги. Иначе при отклонениях от равновесия мы можем получить вырожденную ситуацию, когда все производители оказываются заинтересованными в том, чтобы производить не реальные товары, а именно деньги. Как можно быстрее и в как можно большем количестве.

Значит, способность производить деньги должна быть ограниченной, и эта ограниченность обеспечивается ограничениями, связанными с природным фактором. Но мы не можем взять природный фактор в одной его ипостаси: что он обеспечивает ограниченность денежного предложения – и игнорировать другую: что с ним связана рента.

Классическая политэкономия старательно обходила этот вопрос, хотя он регулярно всплывал (например, в рассуждениях Рикардо о внешней торговле [63]). В общем, считалось, что в основе цены золота лежат те же самые чистые трудовые издержки. Никакой ренты в цене золота нет. В неоклассике ситуация выглядит примерно так же. Здесь ситуация описывается немного сложнее, но я не буду на этом останавливаться, поскольку мы слишком уж отвлечемся.

Итак, если цена золота определяется издержками его добычи, то в нашей модели счет что в деньгах, что в труде – это один и тот же счет. Количество денег, с учетом их оборачиваемости, равно количеству труда. Классическая политэкономия так и считала.

Но есть рента. И есть реальный рыночный механизм, в ходе которого владельцы природных ресурсов реализуют свое право на получение этого дополнительного дохода. Функционирование этого механизма требует, чтобы сумма денежных цен была больше, нежели сумма трудовых затрат.

Еще раз напомню: можно считать, что рента получается как вычет из вознаграждения за труд, но тогда нам нужен централизованный, а не рыночный механизм перераспределения: склад, куча экономистов, рассчитывающих, кому сколько причитается, выдача талонов, которые, кстати говоря, в этом случае вовсе не должны быть привязаны к золоту. Вспомните, что Ленин собирался сделать с золотом при коммунизме [64].

Итак, чтобы одновременно существовали и рента, и рынок, в экономике должны быть «лишние» с точки зрения трудовой теории стоимости деньги.

То есть либо неверна теория стоимости, либо деньги – это не то, что о них думают. Классическая политэкономия пыталась сохранить одновременно и то и другое. Неудивительно, что эта концепция, начиная с некоторого момента, а именно когда стало ясно, что возникающие противоречия невозможно устранить, находилась в глубоком научном кризисе.

Неоклассика была более решительной. Она сохранила представление о деньгах как о чем-то объективном и отказалась от трудовой теории стоимости. «Лишние» деньги оказались вовсе не лишними, а выражением «производительного вклада» природных ресурсов. Богатство народов создается не только трудом, но и природой.

Природа создает богатство, потому что ее ресурсы ограничены. Это свойство природы неоклассики вменили и всем остальным ресурсам, которые могут являться источником богатства: в первую очередь капиталу и труду, и разработали универсальную модель формирования и распределения богатства.

Заметим, что при этом неоклассика в ее изначальном виде утратила возможность работать с макроэкономическими проблемами. Да даже и в современном состоянии неоклассика испытывает тут большие трудности.