Эпоха роста. Лекции по неокономике. Расцвет и упадок мировой экономической системы

Следующий этап – формирование государств. Я сейчас не буду сильно углубляться в этот вопрос. Я считаю, что все государства – это результат захвата. Более точно: применять этот термин к некоторой общности людей можно только в том случае, если формированию этой общности способствовал силовой захват некоторой территории. В зависимости от обстоятельств известные нам государства могут быть поделены на два вида.

Первый – это территориальные империи. Они образуются, когда кочевые народы захватывают территории с оседлым населением, специализирующимся на земледелии. Само собой разумеется, что кочевники захватывают земли не для того, чтобы самим вести на них хозяйство. И вообще, собственно территория их интересует лишь постольку поскольку.

Им нужны подданные, которые будут продолжать вести привычное хозяйство, уплачивая налоги в пользу захватчиков.

Все мы знаем проблематику так называемого Юрьева дня и установления крепостного права. В какой-то момент в Московском царстве сложилась такая ситуация, что с землями все было хорошо – некому было только их обрабатывать. И за работников шла ожесточенная конкуренция. И отмена Юрьева дня эту конкуренцию остановила.

Можно ли применительно хотя бы к этому периоду говорить о ренте? И в каком смысле? На мой взгляд, тут речь идет о совсем других отношениях, не являющихся экономическими. Еще раз повторю: земля в этот период не проблема. Но просто земля, без тех, кто мог бы ее обрабатывать, никакого смысла не имеет.

Конечно, если рентой называть все подряд, то и эти отношения можно описать как рентные. Только я не вижу в этом никаких признаков научного анализа.

Вторая форма государств для меня более загадочна, в том числе и потому, что здесь царит большое разнообразие, а исходные ситуации теряются в глубине дописьменной истории. Речь идет о городах-государствах.

Они, как мне представляется, возникают как раз в результате интенсификации процесса вытеснения одних племен другими, при этом в условиях, когда хозяйственные структуры племен сходны. В этом случае речь идет о захвате территорий именно как территорий для ведения хозяйства.

В этом случае местное население либо уничтожается, либо обращается в рабство. Здесь тоже запускаются свои механизмы развития ситуации. Здесь тоже формируются империи, обладающие своеобразием сравнительно с территориальными империями и на пике своего могущества носящие смешанный характер (например, Римская империя или империя Александра Великого). При этом изначальный мотив – захват природных ресурсов для организации хозяйства – уже на ранних стадиях либо вовсе исчезает, либо тонет во множестве других мотивов и интересов.

Как бы то ни было, я предпочитаю и эти события описывать в терминах, более адекватных реальным процессам и мотивам, и не прибегать к понятию ренты.

К чему я это все рассказываю?

Посмотрим еще раз на рис. 26. Я вовсе не хочу сказать, что ситуация, которая описывается этим графиком, не является реалистичной. Хотя, конечно, всегда требуется тщательно изучить, может ли конкретная ситуация, которую мы рассматриваем, описываться таким образом. Но в любом случае этот способ описания реальных ситуаций сложился не так давно.

Второе, что надо иметь в виду: появление денег никоим образом не связано с возможностью представления ситуации таким образом, как это изображено на рис. 26. Сначала появляются деньги, а потом

уже, в ходе длительной исторической эволюции, природные ресурсы «экономизируются». И мы можем начать в некоторых случаях изображать их таким образом.

Итак, мы должны прежде всего описать, как происходит эта экономизация отношений по поводу природных ресурсов.

Как появление денег влияет на процесс освоения природных ресурсов.

Экономическая модель.

Итак, есть реальный исторический процесс, и есть явление ренты. Они очень сильно переплетены. Чтобы отделить одно от другого, мы вынуждены будем построить достаточно абстрактную, внеисторическую модель. Впрочем, когда мы ее построим, мы увидим, что у нас прибавится возможностей для понимания реальных исторических событий.

Представим себе совокупность индивидуальных производителей, каждый из которых представляет собой отдельный воспроизводственный контур (модель множества Робинзонов). Собственно, в этом и есть антиисторичность нашей модели, хотя с точки зрения ортодоксии здесь все в порядке.

Каждый Робинзон владеет однородным по качеству участком земли, на котором может выращивать зерно и виноград (с целью производства вина). Пока каждый Робинзон действует изолированно, он на части земли выращивает зерно, на части – виноград, в пропорции, задаваемой функцией потребительского поведения, которая одинакова для всех. Мы не предполагаем, что Робинзоны используют свои участки полностью.