— Спокойно, брат, — шепнул Гека'тан. — Он пытается тебя разозлить.
Аркадез кивнул. Он не поддастся! Все взгляды обратились на Ультрамарина, приглашая его парировать удар.
— У граждан Монархии было достаточно времени, чтобы эвакуироваться. Мы — не чудовища. Мы…
Итератор перебил его:
— Значит, Тринадцатый легион не причастен к уничтожению Монархии и последующему истреблению большей части ее населения?
— Их предупредили! — прорычал Аркадез. — Монархия исповедовала запрещенную религию. Идолопоклонство — путь к вечному проклятию. Они не увидели бы света.
— Занятный оборот, — парировал Воркеллен. — К просветлению обычно призывают религии.
— Это не вопрос теологического диспута, а закон. Монархия…
— А кто утвердил эти эдикты и заповеди, которым все человечество должно следовать под страхом жестокого наказания? Император?
— Да, и вы это прекрасно знаете.
— Скажите мне вот еще что. Кому поклонялись жители Монархии, что потребовалось применять к ним столь суровые меры? Деревянным идолам какого-нибудь тирана, продажному бессовестному демагогу или, быть может, и того хуже — отродью Древней Ночи?
— Они поклонялись Императору.
— Значит, тот, кто издает свои законы, с помощью науки и генного искусства создал самую грозную военную силу за все время существования Галактики, это…
— Да, — бросил Аркадез сквозь зубы.
Воркеллен фыркнул от нетерпения и повернулся к публике.
— Как можно доверять Императору, наказывающему тех, кто ему поклоняется, и издающему ханжеские декреты? Хотите ли вы служить такому Империуму?
Из сумрака долетел негромкий ропот. Даже пятеро высокопоставленных ноблей обменялись фразами и сурово уставились на Ультрамарина.
— Этим людям было дано семь дней на эвакуацию города. Вера опасна, она открывает путь к разрушению.
— Вот слова истинного фанатика! — отозвался Воркеллен. — Такова награда, предлагаемая Императором за преданность. Он посылает свои легионы убивать, жечь и разделять людей. Такова участь, ожидающая вас, если Бастион встанет на сторону Империума.
Он выдержал паузу, и его голос изменился. Теперь он говорил спокойно, просто излагая факты и констатируя бесспорную истину.
— Хорус не восставал против отсутствующего отца. Он выступил против тирана, прикидывающегося пацифистом и великодушным правителем.
— Ложь! — голос Аркадеза раскатился громким эхом, выдавая его гнев.
В зале повисла гробовая тишина.
Гека'тан за его спиной беспокойно шевельнулся.
— Брат…
Аркадез разжал кулак. Ультрамарин открыл рот, намереваясь говорить, но не смог подобрать нужные слова. Ересь существовала. Именно из-за нее сгорела Монархия. Но это было меньшее зло во имя предотвращения большего. Это было…
— Извиняюсь.
Все собравшиеся обратили осуждающие взгляды на Ультрамарина. Один из высших ноблей высказал свое неудовольствие вслух:
— Подготовьтесь к следующему выступлению получше!
Аркадез холодно кивнул, бросив свирепый взгляд на итератора. Он повернулся к Гека'тану и прошипел:
— Я знал, что это глупо.
— Все только начинается, брат. Наберись терпения. — Он оглянулся. — Куда ты отослал оружейницу?
— Присмотреть за моим болтером и ножом. Они могут нам понадобиться еще до окончания этого фарса, чтобы проткнуть изнеженную гадину, подосланную Хорусом.
Гека'тан хотел ответить, когда его взгляд по непонятной причине привлекли верхние ярусы зала.
III
Призрачная фигура, затаившаяся на балконе, чуть шевельнулась. На нее смотрел красноглазый. На миг показалось, что он обнаружил ее, и ее рука потянулась к винтовке. Затем воин отвернулся, и тень расслабилась. Не сейчас… Еще рано…
IV
Персефия была отличным ремесленником. До «Эдикта о роспуске» она работала скульптором, что облегчило ее превращение в оружейницу. Еще это означало, что ее не отправят на службу в Имперскую Армию или в мануфакторум делать бомбы и снаряды. Она слышала, какие там условия, и про безжалостных надсмотрщиков, избивающих мужчин и женщин в кровавое месиво ради имперской военной машины. Эпоха надежд и славных побед, частью которых она мечтала быть, осталась в прошлом. Вместо нее воцарилась Эпоха Тьмы.
Арсенал, куда поместили снаряжение легионеров, находился прямо под залом, уровнем ниже. Персефия выглядела настолько безобидной, что охрана без проблем позволила ей пройти в темное подземелье. Их внимание было приковано к двум могучим воинам, говорящим перед клейвом.
Она вспомнила слова своего господина.
Она кивнула, не осмелившись спорить с кобальтовым гигантом.